Читать книгу "После Аушвица - Ева Шлосс"

«Что есть у Ширли, чего нет у меня?» – спросил брат, вскочив с кровати, где он читал свою книгу, и начал бить чечетку на полу.

«Разве это не так же весело, как просмотр фильма?»

«Танец не так уж плох, – ответила я, смеясь, – но ты не такой симпатичный, как Ширли».

В сентябре мы узнали, что нам придется идти в разные «еврейские» школы. Хайнц был вынужден покинуть лицей. В своей новой школе он подружился с Марго Франк. Они оба хорошо учились и иногда делали домашние задания вместе.

Мама с папой решили, что я все еще недостаточно хорошо говорю по-голландски, чтобы пойти в школу, поэтому они организовали для меня частные занятия с десятью другими детьми. Мама даже ходила к Франкам, чтобы познакомиться и спросить, не хочет ли Анна присоединиться к занятиям, но она хорошо владела языком, и ее родители решили, что она может пойти в нужную школу.

Наш преподаватель, мистер Мендоза, был холостяком средних лет, который каждый день проводил уроки в своей квартире, в то время как его мать готовила нам обед на кухне. Их семья была частью большой общины сефардских евреев, которые бежали от преследований из Испании и Португалии сотни лет назад и построили великолепную португальскую синагогу в Амстердаме.

Полагаю, что, как и большинство моих друзей и знакомых из Амстердама, господин Мендоза и его мать были депортированы в концентрационные лагеря и никогда оттуда не вернулись.

Когда подошел конец наших занятий, мои одноклассники договорились купить мистеру Мендозе подарок: двух волнистых попугайчиков в клетке. Мы держали птиц у себя в квартире, и после окончания уроков другие дети приходили и помогали их кормить.

Однажды утром я проснулась и обнаружила, что один из волнистых попугайчиков лежал мягкий, красивый, но мертвый на дне клетки. Никто из моих одноклассников, казалось, так не расстроился, как я, и мама купила другую птицу, чтобы заменить умершего попугая. Но я просто не могла забыть о нем. Я сжимала кулаки, желая повернуть время вспять и оживить птицу – но чуда не происходило.

Теперь, когда закон гласил, что евреи должны быть дома к восьми часам вечера, родители сами пытались придумать развлечения для нас, чтобы сделать комендантский час более терпимым. Каждый вечер мы вчетвером садились и играли вместе в бридж. Для подростков это было необычным занятием, но бридж – довольно увлекательная игра, и мы быстро втянулись в изучение сложных правил и стратегий. Я не могу этого доказать, но мы играли так много, что, кажется, я стала одним из самых выдающихся и преданных игроков в детский бридж по всей Европе.

Однако даже игры в бридж не могли заполнить все наши вечера. Иногда днем мы приглашали друзей и играли в монополию, а потом Хайнц садился за рояль, и мы слушали, как он играл Шопена, Шуберта и его любимого Джорджа Гершвина.

Однажды Хайнц вернулся домой с картоном и мелками и начал что-то чертить в гостиной.

– Не входи, – крикнул он мне, – оставайся в своей комнате, пока я тебя не позову.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он пришел за мной.

– Закрой глаза, – сказал он, проводя меня в гостиную. У всех жителей должны были висеть жалюзи на окнах из-за воздушных налетов, и когда я открыла глаза, то увидела, что жалюзи были опущены и в комнате царил полумрак. Внезапно Хайнц зажег фонарик и посветил ярким лучом прямо на жалюзи, и перед моими глазами появились персонажи из «Белоснежки и семи гномов».

«Я знаю, что ты расстроилась, потому что не смогла пойти в кино, – сказал он, – но теперь у тебя будет свое собственное представление…»

Он нарисовал всех персонажей «Белоснежки», оживив каждого прикосновением своего карандаша. Он рассказал мне всю историю, останавливаясь на каждом персонаже и закручивая сюжет, как будто это был фильм или спектакль. Родители сидели, гордо наблюдая за ним, зная, что он сделал все это, чтобы хоть немного развеселить меня.

«Это самая лучшая Белоснежка на всем свете…» – произнесла я в конце представления.

Как и все братья и сестры, иногда мы спорили и ссорились, но в тот момент я не могла представить себе более заботливого брата.

Если бы только, закрыв шторы и опустив жалюзи, действительно можно было отгородиться от мира…

В то время как мы наблюдали за воображаемыми сказочными битвами между добром и злом, неведомо для нас высшие нацистские офицеры встретились на вилле за пределами Берлина и обсудили судьбу евреев. Нацисты приступили к политике «освобождения» немецких земель и домов, и осуществлялась она при помощи перевозки евреев на восток, но даже это оказалось проблематичным, поскольку гетто в городах и поселках быстро оказались заполненными.

На Ванзейской конференции 20 января 1942 года генерал-лейтенант СС Рейнхард Гейдрих, начальник службы безопасности, обнародовал «окончательное решение еврейского вопроса»: все европейские евреи должны быть перевезены в лагеря на восток, где либо будут работать до смерти, либо будут убиты.

Вскоре после этого Амстердам начал пополняться евреями из других округов Голландии, которые были насильственно «переселены». Они останавливались там, где могли найти место, не подозревая, что находятся на первом этапе своего ужасного пути. Нацисты всегда прикрывали свои злодеяния ложными словами, такими как «переселение» и «окончательное решение». Это было усовершенствовано, конечно, в концентрационных лагерях, таких как Аушвиц, там, куда люди входили под лозунгом «Труд освобождает» и где им говорили, что они идут в «душ», в то время как они шли прямо в газовые камеры.

В мае того же года я увидела, как мама пришивает желтую звезду Давида к моей одежде. Она сказала, что ее никогда нельзя снимать или скрывать, например, повесив пальто на руку. «Если еврей остановится и не покажет звезду, немцы арестуют его», – сказала она мне.

«Мы как изгои!» – закричала я, и все мои страхи и разочарования вылились горячими сердитыми слезами.

– Нет, Эви, – сказала она. – Мы ненавидим носить этот значок, но мы по-прежнему гордимся тем, что евреи. Нацисты могут подумать, что это знак стыда – но мы можем высоко держать голову и знать, что это знак чести.

С тех пор мы все носили на одежде звезду Давида, на которой было написано слово «еврей». По прошествии нескольких недель нам стало намного больше известно о растущей опасности в Амстердаме.

Один из друзей Хайнца, Уолтер, был пойман нацистами без желтой звезды и арестован. Примерно в то же время я шла по улице днем и увидела, как нацистские солдаты поймали человека, похожего на папу, и яростно избили его, прежде чем бросить в заднюю часть грузовика и уехать. Это было ужасно.

Когда папа узнал о том, что нацисты собирают мужчин и мальчиков и отправляют их в «рабочие» лагеря в Германию, ему удалось положить Хайнца в больницу под ложным предлогом, но новости из голландской подпольной среды поступали мрачные. К тому времени просочились слухи, что тысячи депортируемых евреев были убиты в концентрационных лагерях. Хотя никто не мог заставить себя полностью поверить в этот ужас, папа понял, что мы в ловушке, и ему придется предпринять более решительные меры, чтобы попытаться спасти нас.