Читать книгу "Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив - Фрэнсис Дункан"

Мордекай Тремейн обуздал разыгравшееся воображение, напомнив себе о необходимости дисциплинировать ход мысли, и направился в сторону библиотеки. Войдя в комнату, он обнаружил, что территория уже занята и путь к достойному отступлению отрезан. Возле телефона сидел Джеральд Бичли.

– Я же сказал, все будет в порядке. Прослежу, чтобы ты получил деньги. – Он повысил голос. – Нет, не делай этого! Тебе заплатят. Достаточно…

Он замолчал. Чтобы объявить о своем присутствии, Мордекай Тремейн кашлянул. Джеральд Бичли взглянул с неприкрытой яростью и снова повернулся к телефону.

– Перезвоню, – торопливо предупредил он невидимого собеседника. – Потом объясню. Только ничего не делай в спешке. Получишь все, что хочешь. Он не откажет. – Бичли зло бросил трубку и грубо осведомился: – Что вам нужно?

Мордекай Тремейн вежливо ответил:

– Прошу прощения. Зашел по ошибке. Не знал, что здесь кто-то есть.

Бичли сообразил, что выдает себя, а Мордекай Тремейн, стоявший напротив в съехавшем на кончик носа пенсне и с выражением искреннего дружелюбия на лице, выглядел настолько безвредным, что злиться было просто невозможно.

– Простите, – пробормотал Джеральд Бичли. – Вы меня напугали.

– Не стоит извиняться, мне не следовало входить так тихо.

В его манере раскаяние сочеталось с благодушием. В эту минуту он напоминал старую деву, случайно попавшую в чужую спальню и застывшую в растерянности. Джеральд Бичли не сумел скрыть смущения:

– Боюсь, вы застали меня не в лучший момент. Позвонил друг, чтобы занять деньги. Отказывать не хотелось, хотя просьба далеко не первая. Я обещал помочь, но в то же время не смог удержаться, чтобы не высказать собственное мнение.

Он украдкой взглянул на собеседника, будто желая удостовериться в убедительности версии, однако лицо Тремейна осталось свободным от эмоций – разумеется, намеренно.

– Понимаю, – пробормотал он. – Подобные просьбы порой… несколько озадачивают, не так ли?

Он никоим образом не намекнул, что не поверил в наспех сочиненную историю, и мысленно добавил в свою коллекцию еще один важный эпизод. По словам Дени Арден, Джеральд Бичли находился в полной материальной зависимости от Бенедикта Грейма. Из этого вряд ли следовало, что он привык давать взаймы друзьям, скорее напротив – активно занимал сам. Судя по всему, один из кредиторов позвонил и начал выдвигать неприятные требования, вызвав внезапную вспышку раздражения: не хотелось демонстрировать постороннему собственные финансовые проблемы.

«Получишь все, что хочешь… Он не откажет».

Возникло логичное предположение, что местоимение «он» относилось к Бенедикту Грейму. Наверное, Бичли не впервые призывал благодетеля на помощь.

Погода не благоприятствовала прогулкам, так что, несмотря на внушительные размеры дома, Мордекай Тремейн был обречен на многочисленные встречи. Необходимо подчеркнуть, что из комнаты в комнату он переходил не бесцельно. Любовь к тайнам расцвела пышным цветом. Если бы инспектор Бойс, сотрудник Скотленд-Ярда, оказался рядом, то, едва заметив скромную фигуру в сползающем пенсне, неугомонно, словно потеряв покой, переходившую с места на место, моментально поставил бы диагноз. Дело в том, что Мордекай Тремейн прилежно собирал впечатления о любопытной компании, в которой ему предстояло встретить Рождество, причем искренне наслаждался этим процессом.

Проходя мимо распахнутой настежь двери одной из многочисленных комнат, он услышал шелест газетных страниц. Украдкой заглянул туда и заметил худую руку, листавшую громоздкий номер «Файнэншл таймс». Над спинкой кресла в свете камина сиял лишенный волос купол – голова профессора Лорринга.

Мордекай Тремейн сел напротив. Ученый, естественно, увидел его, однако готовности к общению не проявил.

– В последнее время фондовые рынки не особенно радуют, – произнес Тремейн в преувеличенно жизнерадостной манере, чтобы завязать беседу.

– Совсем не радуют.

Ответ скорее напомнил рычание, чем человеческую речь, и ясно показал, что разговор начат и закончен. Однако внешняя скромность Мордекая Тремейна скрывала железную хватку, которой мог бы позавидовать любой английский бульдог.

– Полагаю, сказывается влияние рождественских каникул, – продолжил он совершенно невозмутимо. – В такое время биржи всегда проседают. Осмелюсь заметить, что интерес к ценным бумагам пропадает.

– Полагаю, так и есть, – отозвался Лорринг.

– Надеюсь, на следующей неделе жизнь возьмет реванш. Вам не кажется?

Из-за «Файнэншл таймс» донеслись звуки, полные нескрываемого недовольства. С яростным шелестом газета сложилась. Мордекай Тремейн позволил себе легкую победную улыбку и продолжил наступление:

– Впервые провожу Рождество в Шербрум-Хаусе. А вы приезжаете сюда регулярно?

– Если желаете узнать, праздновал ли я здесь Рождество прежде, то ответ отрицательный.

– В таком случае появляется возможность разделить радость ожидания, – невинно намекнул Мордекай Тремейн, словно не замечая хмурого лица, явившегося взору после падения барьера. – Сознаю, что Рождество в доме мистера Грейма неизменно отличается особым уютом и весельем.

– Рождество!

На сей раз ворчание переросло в фырканье.

– Утром наблюдал, как мистер Грейм и мистер Блейз наряжали елку, – не сдавался Тремейн. – Великолепная работа. Вы еще не видели?

Произнеся эти слова, он словно повернул выключатель, и цепь замкнулась. Ученый внезапно выпрямился, словно пронзенный электрическим разрядом.

– Нет! – крикнул он. – Не видел. Некогда заниматься ерундой. Вся эта суета не более чем повод для баловства взрослых людей.

Подобно Джеральду Бичли Лорринг осознал неоправданную резкость своей реакции и спохватился:

– Простите, если показался грубым. В последнее время очень напряженно работаю и устаю. Мечтаю провести несколько дней в тишине и покое, а потому мысль о толпе молодежи, которую придется терпеть, или – что еще хуже – компания стариков, изображающих молодых, приводит в отчаяние.

Мордекай Тремейн кивнул. Раскаяние Лорринга прозвучало ничуть не правдивее слов Бичли, однако приходилось терпеть обман и скрывать истинное отношение к неубедительному лицемерию.

– Конечно, – произнес Тремейн. – На ваши плечи легло немало специальных исследований.

Внезапно Лорринг встревожился и насторожился, словно намеревался отразить атаку. Мордекай Тремейн понял, что сейчас разговаривать бесполезно. Ученый занял оборонительную позицию, а скрытный по натуре, страдающий болезненной подозрительностью человек вряд ли откроет душу незнакомцу.

Он принес извинения, принятые с нескрываемым облегчением, и удалился, а уже закрывая за собой дверь, услышал шелест газетных страниц: Эрнест Лорринг вернулся к чтению. Что заставило Бенедикта Грейма пригласить на Рождество нелюдимого, желчного профессора? Лорринг совершенно не вписывался в компанию, призванную от души поддержать вековые традиции. Погруженный в исследования ученый не ведал, что такое веселье. Если Бенедикт Грейм напоминал мистера Пиквика, то Эрнест Лорринг убедительно воплощал образ Эбенизера Скруджа.