Читать книгу "Химеры картинной галереи - Анна Князева"

Пока Марк Фридманович лежал со льдом на лице в ее кабинете, она увещевала Астраханского в кабинете Надежды. Лев слушал, молчал и глядел в сторону.

– Вместо того чтобы махать кулаками, вам бы лучше подумать, как оградить Надежду от необоснованных обвинений, – Ираида Самсоновна закончила свою речь и отправилась выхаживать Фридмановича.

На этот раз ее симпатии были на его стороне.

Лев Астраханский подошел к Надежде и обнял ее:

– Прости…

– Чего уж там, – она безнадежно махнула рукой: – Все одно к одному.

– Я знаю, что на упаковке таблеток нашли твои отпечатки.

– Откуда?

– Мне рассказал Протопопов.

– Что теперь со мной будет?

– Только не паникуй. Следствию неизвестно точное время, когда амлодипин попал в желудок Шимаханского. Здесь могут быть варианты. Умные часы зафиксировали только результат воздействия препарата. Но скорость препарата зависит от множества факторов. Например, от того, сколько пищи было в желудке и что именно ел Шимаханский. Немаловажен тот факт, как действие таблеток меняется от специфических особенностей организма и ранее принятых препаратов. В различном сочетании эти факторы могли усилить или, наоборот, отсрочить действие амлодипина. Не исключаю, что все случилось задолго до того, как началась примерка. Скажем, взял убийца два бокала с шампанским, отошел в сторонку, раскрошил в один таблетки амлодипина и принес Шимаханскому. Чокнулись, выпили, и пропал мужик за здорово живешь.

– Предположим, кто-то раскрошил таблетки в бокал… – проговорила Надежда. – Потом подложил начатый блистер с таблетками в карман пальто Шимаханского, когда оно висело в фойе. Я вытащила таблетки, когда искала нитроглицерин, потом положила обратно. Но как на следующий день они оказалась на полу в мужской гостиной?

– Черт его знает, – Лев покачал головой. – Нам нужно сосредоточиться и противостоять основной версии. А именно: Осташевский не будет искать убийцу среди гостей. Он будет во всем винить лично тебя и персонал ателье. До гостей и официантов дело не дойдет – слишком много движений. Ему проще обвинить тебя, тем более что в деле есть твои отпечатки и показания Вороновича.

– А что по этому поводу говорит Протопопов? – поинтересовалась Надежда.

– Он опасается, что дело зайдет слишком далеко, и говорит, что наша задача – остановить этот процесс, – Лев подошел к столу и указал на пакет: – Что это?

– Фотографии с приема. Их сделал приятель матери.

– Можно посмотреть?

– Пожалуйста, – Надежда включила настольную лампу и придвинула кресло.

Астраханский уселся в него, вытряхнул на стол фотографии и удивился:

– Чего такие маленькие?

– Пробники. В электронном виде их намного больше. Они хранятся в компьютере матери.

– Посмотрим… – Лев начал перебирать снимки, изредка спрашивая: – Кто это?.. Этого мужика знаешь?..

О большинстве гостей Надежда не вспомнила ничего.

– Они все – клиенты Анастаса Зеноновича. Если хочешь, можешь спросить у него.

– Пока воздержусь. Тебе известно, что Тищенко был судим?

– Разве это возможно? – удивилась Надежда. – Он шил костюмы для первых лиц государства.

– Факт налицо, я интересовался. Судимость закрыта, и сидел он недолго – всего полтора года. Ему тогда было двадцать.

– За что его осудили?

– Мошенничество.

В кабинет заглянул дизайнер Филипп:

– Можно?

– Вы со сметой? – догадалась Надежда. – Давайте перенесем встречу на завтра.

Дверь закрылась. Астраханский выбрал несколько снимков и выложил их в ряд.

– Это Шимаханский?

Надежда подсказала:

– Здесь рядом с ним – Воронович. А на этой фотографии – мы с Шимаханским возле картины.

Лев убрал эти две фотографии, оставив только четыре.

– На этих снимках Шимаханский стоит у картины один.

Надежда склонила голову набок:

– Он смотрит…

– Зачем?

– Что значит, зачем?

– Зачем ему смотреть на картину?

– А зачем люди ходят в музеи? – отвлеченно поинтересовалась Надежда.

– Посмотри, – Лев указал пальцем. – Здесь на переднем плане в кресле сидит женщина с бокалом. А на этой фотографии ее уже нет.

– И что?

– Фотографии сделаны в разное время, в течение всего вечера. Фотограф не фиксировал Шимаханского специально. Он попадал в кадр потому, что снова и снова возвращался к картине.

– Похоже, что так…

– Отсюда вопрос: зачем?

– В тот вечер Шимаханский спрашивал у меня, откуда взялась картина. Он, кстати, заметил, что она не представляет никакой ценности. Да и мать сказала, что это всего лишь копия. Такая картина не могла по-настоящему заинтересовать Шимаханского.

– Чем он занимается?

– Занимался… – аккуратно проронила Надежда. – Анастас Зенонович представил Шимаханского знатоком искусств и коллекционером.

– Короче, он – антиквар, – заключил Астраханский. – Опасное занятие. Протопопов как раз сейчас ведет дело об антикварных фальсификатах. Миллиардами ворочают люди, но платят за это жизнями. В деле два трупа.

Надежда напомнила:

– Мы говорили про картину.

– Она действительно странная.

– Мать считает, что заснеженный парк за спиной у девушки – всего лишь художественный образ и аллегория.

Лев улыбнулся:

– Вот спасибо. Успокоила. Рад, что ей больше не холодно. – Он переворошил фотографии, выбрал новые и снова стал их выстраивать в ряд, одну за другой. Не отрываясь от занятия, сказал: – Сходи к Ираиде Самсоновне и перебрось файлы со снимками на свой компьютер. На фотобумаге все слишком мелкое. Деталей не видно.

Войдя в кабинет матери, Надежда взглянула на диван. Он был пуст.

– А где Марк? – поинтересовалась она.

– Ушел, – ответила Ираида Самсоновна.

– Рассердился?

– Фридманович – светский человек, не то что твой дуболом Астраханский.

– Когда-то и Марк для тебя не был слишком хорош.

– Плохим он стал лишь потому, что на тебе не женился.

– И все-таки, что сказал Марк, когда уходил?

– Сказал, что на тебя зла не держит, а со Львом поговорит по-мужски.

– Поговорит по-мужски, – с усмешкой повторила Надежда и добавила: – Но – потом… – Кто-кто, а она знала, что Фридманович избегает любых конфронтаций.

Ираида Самсоновна встала с кресла, взяла сумочку и вышла из-за стола.