Читать книгу "Эпоха Михаила Федоровича Романова - Дмитрий Иловайский"

Из правительственных распоряжений той же эпохи замечательны меры против частых пожаров, опустошавших столицу. В начале царствования Михаила Феодоровича на московском Земском дворе выставлялись черными сотнями и слободами тридцать человек «ярыжных» (пожарных) стремя водовозными лошадьми. В 1622 году царь и патриарх указали число ярыжных увеличить до сотни и прибавить лошадей. Кроме содержания для этой команды, те же обыватели обязаны были доставлять известное количество медных труб, крюков, парусины, топоры, кирки, бочки, ведра и прочую «пожарную рухлядь». После великого пожара весною 1629 года государь указал устроить еще сотню ярыжных и прибавил 20 лошадей с бочками; но так как черные сотни и слободы неоднократно били челом на свои тягости, то сия ярыжная сотня и бочки устроены на счет государевой казны. К этим бочкам велено городовым извощикам выставлять на каждую ночь по 20 человек; а если случится пожар днем, то очередные извощики должны были немедля являться на Земский двор к государевым телегам и бочкам. Кроме ярыжных людей в тушении пожаров обязательное участие принимали московские стрельцы. Сверх того, на случай пожаров велено по большим улицам сделать с каждых десяти дворов по колодцу. Обращено внимание и на скученность или неуместность построек; например, государь велел переписать избы, стоявшие вдоль Кремлевского рва, позади церквей между Фроловскими и Никольскими воротами, и узнать, почему они там поставлены.

Устранение ограничительных боярских притязаний и формальное восстановление царского самодержавия в эпоху Филарета Никитича с особою наглядностию выразились в указе о новой государевой печати в 1625 году: на этой печати в царском титуле прибавлено слово «самодержец», каковою печатью и приказано скреплять всякие правительственные акты.

Как верховный и независимый глава Русской церкви, патриарх Филарет немало потрудился над ее благоустройством и восстановлением порядков, нарушенных анархическими явлениями Смутной эпохи. С особою, конечно, заботливостию он следил за богослужебною обрядовою стороною в самой столице, наблюдал за точным исполнением церковных уставов и во многом дополнил их своею властию. Между прочим, от его времени дошел до нас составленный для Успенского собора любопытный «Указ трезвонам во весь год, когда (звонить) в новый и большой колокол, и когда в ревут, и когда в средний, в лебедь». В важнейшие праздники и главные царские дни благовестили в самый большой колокол; в следующие за ними по степени значений — в колокол, называвшийся «ревутом»; а при менее важных торжествах во время богослужения трезвон бывал средний, причем ударяли в колокол, носивший название «лебедя». Например, в именины государя (на преп. Михаила Малеина, 12 июля) был благовест в большой колокол и «звон во вся» (во все колокола). В некоторых случаях происходил «звон во вся без большого»; например, 1 сентября, в день Нового года, с которым соединяли и проводы старого или так называемое «летопровожение» (праздник преп. Симеона Столпника, отсюда прозванного в народе Летопроводцем). В этот день патриарх совершал торжественный выход из Успенского собора со крестами, чудотворными иконами и хоругвями на площадку к Архангельскому собору; а государь выходил туда же из Благовещенского собора. Там ставили два «места» (две сени), царское и патриаршее. Государь принимал от патриарха благословение; после чего оба они становились на свои места. Звон прекращался; при пении патриаршего хора бояре и все власти попарно подходили и совершали по два поклона царю и по одному поклону патриарху. Затем происходило освящение воды. Сей торжественный выход оканчивался многолетием государю «со властьми» и обращенным к нему приветственным словом патриарха. Приложившись к чудотворным иконам и к двум евангелиям, государь возвращался в Благовещенский собор, где слушал обедню; а патриарх шел в Успенский собор, где сам совершал литургию.

Эти и многие другие обрядовые подробности находим мы в названном выше «Уставе о трезвонах». Как строго Филарет наблюдал точное исполнение устава, свидетельствует следующий там же приведенный случай. В 1630 году патриарх «велел старост звонарских бить нещадно батоги за то, что они зазвонили» несколько ранее, чем следовало, во время описанного выхода на Новый год.[7]