Читать книгу "Сценарий собственных ошибок - Олег Рой"

Ни к тому, ни к другому варианту Инна пока не была готова. Поэтому только и оставалось, что вести промежуточное существование. Сажать цветы, ездить по магазинам, сгонять вес на тренажерах. Распоряжаться домом, провожать Игоря на работу, ревновать… И ждать.

Часть II. Сценарий

Игорь уже и забыл, что на свете бывают такие крошечные однокомнатные квартирки, заставленные ординарной, купленной в дешевом магазине мебелью. Размещенные в отдаленных районах, откуда на работу добираются на автобусе и метро, потому что большинство жителей унылых спальных многоэтажек не владеет собственными машинами. Нет, теоретически Игорь знал, что таких квартирок в спальных районах полным-полно, так что скорее его образ жизни в России, да и в Москве – изысканное исключение. Но он никогда не думал, что эта далекая от него убогая жизнь, напоминающая вялое существование полипов на морском дне, способна иметь хоть какое-то отношение к его кругу.

И вот – здрасьте-пожалуйста! – выясняется, что Андрей уже больше года крутил роман с обитательницей такой вот однокомнатной квартиры. С улиткой, замкнутой в своей блочной раковине.

На улитку Дуня, правда, уж никак не походила. И на корову – тоже: это Инна со зла ляпнула. Скорее на синичку – ловкую, подвижную, обтекаемой формы, с темными круглыми глазами, похожими на ягодки. Или нет, синицы здесь ни при чем, есть еще более похожая на эту девушку очень симпатичная, пухлощекая птица. В детстве в Озерске у них много таких скакало по деревьям… Славка! – ну вот, наконец вспомнил, как она называется. Дуня такая же, как эта птичка: очень славная.

Правда, сейчас вся заплаканная. Вначале держалась неплохо: когда Игорь, получив ее мобильный телефон от Володи, сказал, что хочет поговорить об Андрее, охотно пригласила его приехать, угостила чаем с вкусными самодельными печенюшками. Но как только речь зашла о времени, предшествовавшем самоубийству, Дуня разрыдалась. И вот – плачет и плачет, никак остановиться не может.

– Андрюша… Андрюша, зачем же он это сделал? – твердила Дуня, прикрывая лицо руками, и слезы, пробираясь меж пальцев, падали, подсаливая в ее кружке крепкий чай. – Почему? Мне с ним было так хорошо, так хорошо, вы себе представить не можете. Я думала, что и ему со мной тоже… Как же я ошиблась? Почему я его не спасла? Мне все время представляется он… в петле…

Игорь не находил, что ей ответить, чем утешить. Чтобы избавиться от вида этого неудержимого горя, так не похожего на ритуальное слезотечение Марины, он шарил глазами по сторонам. И решил, что у обитательницы блочной однушки неплохо со вкусом. Никаких старушечьих фикусов и азалий на подоконнике, никаких художественных календарей или кудельных зарослей макраме в виде украшения стен. Стены окрашены в холодный серо-голубой цвет, клеенка на столе – в тон, серыми и белыми квадратами. И неожиданная, словно окно в другой мир, картина, изображающая закат над летней проселочной дорогой. Настоящая – маслом по холсту, в своеобразном наивном стиле, напоминающем одновременно Ван Гога и детские рисунки. От изображенных на ней избушек с резными ставенками в зарослях черноплодной рябины и малины с подвядшими ягодами так и веяло сладким духом начала августа.

Малина… Малина… Ему вдруг вспомнился эпизод из детства. Там тоже росла малина – сладкая, переспелая, привяленная солнцем, пачкающая пальцы. На солнцепеке, где его бросили совсем одного… Терпко, исступленно, настойчиво толкнулось в память воспоминание, для которого сейчас было не время – а потому Игорь не стал его удерживать, и оно, едва коснувшись сознания, растворилось во тьме. К счастью. Потому что воспоминание было отвратительное, липкое…

– Это Ленчик, мой брат, написал, – слегка успокоившаяся Дуня заметила взгляд гостя. – Здорово, правда? Игорь, вы уж простите, что я перед вами так расклеилась. Брожу как шальная, то плачу, то брежу. Со дня его смерти совершенно не могу спать.

– Так примите снотворное!

– Мне нельзя.

И со значением приложила ладонь к животу. Игорь посмотрел на Дуню внимательно, будто первый раз увидел. Почему-то такое очевидное объяснение полноты молодой женщины не приходило ему в голову.

– Да, вы все правильно поняли. – В голосе Дуни звучала гордость, точно она собиралась произвести на свет наследника престола, а не внебрачного ребенка. – УЗИ пока не делали, но мне почему-то кажется, что это мальчик. Второй Андрюша. Я сама его выращу и воспитаю, Марине ничего не скажу. Но вот Стасику надо будет сказать, когда Андрюша подрастет, как вы считаете? Человек имеет право знать, что у него есть брат. Ведь это такая поддержка – братья и сестры! У меня еще две сестры. Не представляю, что бы со мной без них стало, особенно без Лены…

– Брат и три сестры… четверо… Большая у вас семья!

– И еще один брат, так что всего нас пятеро. Но я вам совсем голову заморочила! Вы пришли только затем, чтобы вспомнить Андрюшу… или…

На лице Дуни отразилось беспокойство. Должно быть, она подумала, что он мог прийти по поручению Марины.

– Дуня, я понимаю, что делаю вам больно своими вопросами. Но… поймите меня правильно, я пытаюсь выяснить, почему Андрей покончил с собой. У вас есть по этому поводу какие-то соображения? Может быть, он делился с вами своими проблемами?

Дуня посмотрела в окно, на полосу облаков, лежавшую над домами в смеркающемся небе. Так пристально посмотрела, что Игорь уставился туда же: ему показалось, что там затаился ангел, готовый подсказать обоим, что же на самом деле произошло…

– Проблемами? Мы делились друг с другом всем. Понимаете – всем! Всеми мелочами, что случаются на работе, всеми воспоминаниями, радостными и грустными… Но непосредственно перед… перед его смертью, – с усилием сглотнула Дуня ком в горле, – у Андрюши появилось что-то, о чем он не захотел мне ничего рассказать. Эта вещь показалась мне необычной…

– Вещь?

– Да, диск. Диск в простой темной обложке. Твердой, пластмассовой. Знаете, так выпускают фильмы на DVD…

* * *

В тот день Дуня планировала сделать для Андрея французский омлет с шампиньонами – так, как он любил и как могла для него приготовить только она. Его вообще до смешного восхищало, что она так замечательно умеет готовить. «Все-то ты умеешь! – восклицал он. – И готовишь, и вяжешь, и компьютером владеешь, и по службе растешь! Всего добилась своим трудом. Не то что некоторые…» Понимая, что под «некоторыми» Андрей подразумевает Марину, на леность и несамостоятельность которой он не уставал жаловаться, Дуня обычно замолкала, не желая превращаться во вздорную любовницу, старающуюся выставить в черном свете законную жену.

Во время готовки Дуня вдруг обнаружила, что у нее кончилась мука, и позвонила Андрею, который был уже в пути, с просьбой купить пакет муки в круглосуточном магазине возле ее дома.

Он приехал и сразу отправился в ванную. А Дуня открыла его портфель, оставленный в прихожей, и вынула муку. Рядом с бумажным пакетом, уложенным в полиэтиленовый мешок, она увидела этот диск. Пластмассовая коробочка, простая черная обложка и белые буквы: «Андрей Федоров». Какое странное совпадение! Конечно, имя и фамилия у Дуниного возлюбленного очень распространенные, но все равно… Дуня никогда не слышала о такой картине!