Читать книгу "Взгляд сквозь пальцы - Елена Арифуллина"

– Поняла, – ответила я, едва шевеля губами от холода и нарастающего чувства безнадежности. – Спасибо тебе. Поплыву теперь обратно.

– Рано собралась. Я тебе помогла, а ты мне?

– Чем же я тебе помогу?

– Мне-то нечем. А вот девкам моим помоги. Слышала небось, что бабы болтали?

Впервые ее интонации стали похожи на человеческие, когда она упомянула о дочерях.

– Слышала что-то, но толком не поняла, о чем речь.

– Домишко свой, что от бабки еще остался, я продала, хотела квартиры купить в том доме – себе и девкам. Уболтал Пахан-то наш, сука… Сестра пустила к себе пожить, пока дом не построится, а он еще и не начинался, сама знаешь…

Я молча кивнула. Уж кому и знать, как не мне…

– Ну, она терпела-терпела, почти два года, и в конце концов сказала, что пора и честь знать. Я к нему, к Пахану-то, пробилась на прием, просила деньги вернуть, а он в глаза мне засмеялся: будешь вякать, говорит, тебя и не найдет никто… Тут у меня резьбу и сорвало. Думаю, пусть не найдут, только я сама это сделаю, а не твои быки. Вот так, а дальше сама знаешь. Выбей из него, гада, мои деньги, купи девкам жилье. Такое тебе условие.

– Ты что, я и свои-то деньги выбить не могу. И юрист говорит, что дело дохлое.

– Пообещай, а то я тебе покажусь.

– Так ты и так показалась, пришла.

– Нет, это не то. Вот так…

И тут она мне показалась. Не тот, пусть потусторонний, но все же близкий к человеческому облик, который я видела до сих пор, а то, что лежало где-то на дне, обмотанное тяжелой цепью, во власти разъедающей морской воды, острых камней и крабов. Я едва успела зажать рот рукой, мучительно борясь со рвотой.

На судебке я никогда не падала в обморок, хотя там бывало всякое. Но первого утопленника, выплюнутого морем почти через месяц после смерти, увидела, когда мне не было пяти лет. Успела добежать к чему-то черному, лежащему в пене прибоя, чуть раньше, чем отец. Думала, что это дельфин ко мне приплыл, уж очень этого хотелось.

Месяц потом я не могла уснуть или кричала во сне, не в силах избавиться от мгновенно впечатавшейся в память картины: голова без лица, без глаз и волос, облепленная водорослями, как жутким зеленым париком, руки без кистей… Дальше отец сгреб меня в охапку и вдавил мое лицо себе в грудь.

– Нечего сказать, свозили ребенка на море оздоровить, того гляди заикой станет, – сказала бабушка.

Мать плакала и оправдывалась. Отец хмуро молчал. Кто из них троих нашел, выцепил во врачебной паутине однокурсников, коллег, учителей и учеников улыбчивого детского психиатра Льва Наумыча, лысого как колено? Я напрочь забыла, как он со мной работал, что делал и говорил. Только запомнилось, что позволял хлопать его по блестящей розовой лысине – почему-то это приводило меня в щенячий восторг. Так я узнала, что бывают врачи, с которыми можно играть. И еще одна гирька легла на весы, на которых взвешивалась моя судьба, – те самые, аптечные, прадедовские, купленные сразу после получения врачебного диплома в девятьсот пятом году. Прадед брал их на каждую войну: японскую, Первую мировую и Гражданскую. Мне давали с ними поиграть, если родители и бабушка были мной особенно довольны. Не за то, что я была послушной – это слово в лексиконе нашей семьи отсутствовало. Если толково отвечала на вопросы по прочитанным книгам, могла подтянуться или отжаться на раз-другой больше, чем на прошлой неделе. Если чисто вымыла полы или приготовила что-нибудь съедобное… Много было разных причин, по которым я получала в свое распоряжение весы в исцарапанном кожаном футляре.

Лев Наумыч оказался хорошим врачом. Только ко второму курсу мединститута я поняла, что тогда в доме не просто так появился рыжий кот Филат. И в бассейн той же осенью отец меня отвел не просто так.

Жаль, что Лев Наумыч не дожил до того времени, когда я смогла по достоинству оценить, как и что он для меня сделал. Он умер от инфаркта, когда я закончила девятый класс.

– Что-то хорошие врачи долго не живут, – горько сказала бабушка.

– Хорошие люди вообще долго не живут, – ответил отец.

– Типун тебе на язык, болтун чертов. А ты, Олька, помни Наумыча и будь ему благодарна. Потом поймешь, что он для тебя сделал.

– Хорошо, баб…

Я сглотнула желчь, наполнившую рот, взглянула еще раз на ЭТО и сказала:

– Попытаюсь, все, что смогу, сделаю, но обещать не буду.

– А ты не пытайся. Ты сделай. И не вздумай обмануть. Не сделаешь – твоих девок вода погубит.

– А если они к морю больше не подойдут?

– Да мало ли… Самолет в море упадет, поезд с моста в реку свалится. В собственной ванне захлебнутся, в бассейне утонут – рано или поздно.

– Не могу я пообещать. Из кожи вон вылезу, чтобы сделать, – это да, а обещать не могу.

– Смотри, до берега не доплывешь, – сказала моряна все так же равнодушно.

Я не успела заметить, как она исчезла. Только что стояла – и вот ее нет, а сияющая полная луна, отсветы и мелкая рябь на воде от легкого ветра – все это осталось. И еще осталось ощущение ее присутствия, словно море и ночь смотрели на меня ее немигающим взглядом, от которого некуда спрятаться.

Как бы то ни было, пора плыть обратно. Я почти не чувствовала замерзшего тела и принялась яростно щипать и разминать себе руки и ноги. Делать что-то ещё побоялась: сорваться со скользкого камня легче легкого. В конце концов боком слезла в воду, шипя от боли в исцарапанных коленях. Проплыть пятьсот метров для меня никогда труда не составляло, но после беседы с моряной я чувствовала себя выжатым лимоном. Я поплыла брассом, решив, что обдумывать и строить планы буду уже на берегу. А пока: вдох-выдох… вдох-выдох…

До берега оставалось совсем немного, доносилось шуршание гальки в прибое. Казалось, что в этом шуршании звучат какие-то слова. Я прислушалась.

– Не доплывеш-ш-шь…. не доплывеш-ш-шь.

Я прибавила темп и с ужасом почувствовала, что не продвигаюсь вперед. Берег не приближался.

А прибой нашептывал:

– Утонеш-ш-ш-шь… утонеш-ш-ш-шь…

И тут включилась другая сила. Я почувствовала, что меня мягко, но сильно несет в открытое море неизвестно откуда взявшееся течение. Ничего подобного здесь никогда не было: ни подводных ям и камней, ни отбойной волны-тягуна. Ровное, плавно покатое галечное дно – идеальное место, чтобы купаться с детьми. Местные старожилы не могли припомнить, чтобы здесь кто-нибудь утонул – ну разве что по пьяни, когда тонут даже там, где воды по колено.

А меня тащило прочь от берега, словно на ленте транспортера, и все мои усилия не давали ровно ничего. Я попыталась соскочить с этой ленты, взяв немного в сторону – куда там… Я проиграла уже пятьдесят метров и продолжала проигрывать еще. Паника нарастала во мне, разворачивалась как рулон шелка из шляпы фокусника. Если поддамся ей и начну судорожно рваться к берегу, срывая дыхание и пережигая последние силы, – мне конец. Моряна честно предупредила. Ее ли голос звучит в прибое – не важно. Она часть моря, и если она против меня, то море на ее стороне… значит, мне кранты, если не пойти на ее условия…