Читать книгу "Не упустить свою жизнь. Практика осознанности в творчестве - Франк Берцбах"

Следовательно, досуг можно понимать как глубокий внутренний покой, счастье быть одному. И именно тогда непреднамеренно открывается пространство для творческого успеха, который в тот момент еще не подгоняется внешней необходимостью, не выставляется на суд окружающих. Современные исследования исходят из того, что непременным условием для творчества является «игровое пространство действий». Кроме того, в психологии труда есть понятие «внешние игровые пространства». Такой подход создает условные границы для творчества, которые человек определенно не берется нарушить. Эти рамки ограничивают творчество, что вновь приводит к неудовлетворенности.

Часто нам кажется, что мы могли бы сделать гораздо больше или по-другому, чем это действительно возможно. Художественные средства, которыми пользуется дизайнер, заражают его идеей свободы творчества, и эта свобода, как заноза, мешает его отношениям с заказчиком, ориентированным на достижение конкретной цели. Приговор внешним игровым пространствам однозначен: кто платит, тот и музыку заказывает. В религиозной и художественной традиции большую ценность имеет внутреннее пространство свободы.

3. Внутренняя тюрьма

Ее глаза усталые не в силах

Смотреть, как прутья рассекают свет, —

Кругом стена из прутьев опостылых,

За тысячами прутьев — мира нет[38].

Райнер Мария Рильке

Знаменитое стихотворение Райнера Марии Рильке, написанное в 1902 году в Париже, изображает пантеру в клетке. Мы так же бьемся о прутья своей внутренней тюрьмы. С точки зрения психологии человек — художник, сам сковывающий себя. Беспокойная голова, полная мыслей и ожиданий, — клетка, в которой мы сами себя запираем. Часто мы сажаем себя в нее, изначально неправильно представляя, что от нас в действительности хочет работодатель. Многое ограничивает нас в поисках идей: беспокойство, поспешные оценки или неспособность вдумчиво слушать. Прутья клетки существуют лишь в нашей голове, но не в голове заказчика.

Чем больше затуманен наш взгляд, чем основательнее рутина, тем проще захлопывается дверь клетки. В конце концов наша несконцентрированность и акционизм запирают замок. Чтобы понять, как выбраться из клетки, нужно прийти к покою, в том числе — внутреннему. Тогда сначала станут различимы границы. «Суть молчания не в том, что человек прекращает говорить», — рассуждает философ Макс Пикар[39] в своем забытом фундаментальном труде Welt des Schweigens («Мир тишины»). Он определяет тишину как «священную бесполезность»; только в сопоставлении с ней проявляется содержание коммуникации самой по себе. Со способностью молчать, выдерживать тишину и быть одному изменяется способность говорить, слышать и концентрироваться. Кто молчит, встречает самого себя: «Когда я молчу, это значит не просто, что я не говорю, но что я отказываюсь от возможности к бегству и начинаю терпеть себя таким, каков я есть. Я отказываюсь не просто от речи, но от всей деятельности, которая отвлекает меня от самого себя. В молчании я принуждаю себя побыть с самим собой», — пишет Ансельм Грюн. Кто хочет молчать, должен учиться слушать.

4. Учиться слушать

«В условиях бомбардировки смыслами мы нуждаемся во временном прекращении огня, явных паузах и тишине», — пишет философ Вольфганг Вельш[40]. Кто ищет тишины, тот должен прислушиваться к шуму. Мы не только движемся сквозь зримый мир, но и окружены звуком. Мы можем закрыть глаза, чтобы избавить себя от света, но шума мы избежать не можем. «Боже! Пошли нашим ушам веки», — молит Курт Тухольский[41] в своем романе Schloss Gripsholm («Замок Грипсхольм»). Даже во сне мы слышим внешние шумы, и нередко они становятся его частью. Чтобы постичь одиночество и тишину, мы должны снова научиться слышать. Еще Йозеф Бойс пытался вырваться из тисков доминирующих «ретинальных» смыслов. Неудивительно, что источник творчества ведущие художники арт-движения «Флуксус»[42] находили в музыкальном авангарде. Нам Джун Пайк[43] был учеником Карла Штокхаузена[44], прежде чем прославился своими перформансами и видеоинсталляциями. Следовательно, мы снова должны стать «звукопроницаемыми». Такое требовательное слушание касается не только музыки, еще большего внимания заслуживают «звуки мира». Как звучит ваша квартира? Офис? Если бы последние сто лет записывали шумы частной квартиры или конторы с интервалом в десять лет, можно было бы услышать коренные изменения в их звучании. А у изменений всегда есть следствия.

Канадский композитор и исследователь звука Мюррей Шафер[45] известен как отец акустической экологии. Его интересует акустический дизайн земли. Звуки мира он называет Soundscape — звуковой ландшафт, где различает две области. Одна из них — шумы, которые композитор называет Hi-Fi. Они дифференцированы, глубоки, в них отчетливо слышны самостоятельные звучащие объекты. «В Hi-Fi отдельные звуки крайне редко перекрывают друг друга и есть акустическая перспектива — передний и задний план», — пишет Шафер. Такой природой обладают звуки ночи или открытого пространства. Колокольный звон из соседней деревни, хруст свежего снега под ногами, ненавязчивое поскребывание пера по бумаге или шелест кусочков сахара, когда они растворяются в чае, — всё это оригинальные прекрасные звуки.