Читать книгу "Безумный Макс. Ротмистр Империи - Михаил Ланцов"

Сверху же Германия и Австро-Венгрия гарантировали передачу Италии Савойи, Прованса и острова Корсика, а также французские колонии в Алжире и Тунисе. То есть фактически обещали реализовать мечту итальянского реваншизма тех лет. Даже Бенито Муссолини, еще недавно выводивший на улицу толпы в поддержку Антанты, переметнулся на сторону австро-германского союза.

Однако Рим, несмотря на подписание договора и начало мобилизации, вел до самого конца активные переговоры с Парижем и Лондоном. И всеми силами давал им понять, что склоняется на их сторону и даже готов воевать, но ему для этого не хватает денег.

Мерзко? Может быть. Но только дождавшись доставки золота англо-французского кредита, Италия 12 мая объявила войну Франции. Ну и остальным участникам Антанты. К этому моменту Рим располагал тридцатью пятью мобилизованными дивизиями, приведенными в полную боевую готовность. Ну и пятнадцатью австро-венгерскими дивизиями, что стояли на границе с Италией, всеми силами имитируя подготовку к тяжелой обороне. В Вене ведь прекрасно понимали, что делает Рим.

И вот эта орда в полсотни австро-итальянских дивизий обрушилась на восемь французских, что затыкали брешь на юге. Быстро смяла их. И начала масштабное наступление.

Тут надо сказать, что части, размещенные на итальянской границе, оказались далеко не самые боеспособные. Фактически туда отводили соединения на отдых с Рейна. Ведь Италия всем своим видом показывала, за кого она вступит в войну. Вон, и кредит взяла огромный. И поднятые по мобилизации войска держала на австрийской границе. Так что, решительный рывок австро-итальянских сил оказался для французов полным сюрпризом.

Ни укреплений, ни готовности к войне отдыхающих, выведенных на пополнение и отдых соединений. Да, горы. Но через горный хребет шли три крупные дороги, на которых Центральные державы смогли сконцентрировать шести-семикратное превосходство в живой силе, пулеметах и тяжелых вооружениях.

В общем – чуда не произошло. В Париже вспыхнула паника! А французский флот, опасаясь захвата, экстренно покинул свою главную базу на Средиземном море – Тулон.

Но паника началась не только в окрестностях Эйфелевой башни. Ведь эти полсотни дивизий, уничтожив французские заслоны, могли спокойно наступать, не встречая никакого сопротивления. Это грозило Франции катастрофой. А значит, и всей коалиции. Понимая критичность ситуации, союзное командование стало спешно снимать англо-французские войска с позиций на Рейне и перебрасывать на юг.

С огромным трудом к 23 мая удалось остановить наступление итальянского фронта, взявшего к тому времени уже не только Тулон, но и Марсель. А вместе с ним и весь юго-восток Франции. Да и то французы справились потому, что австро-итальянские войска устали, а их тылы чрезвычайно отстали.

Удача? Конечно. Но в Париже не успели толком порадоваться своему счастью. Уже 28 мая начало свое наступление германское командование. Оно бросило все свои ресурсы и резервы на прорыв флангов чрезвычайно ослабленных англо-французских позиций по Рейну.

Фронт рухнул.

Англо-французские и бельгийские соединения спешно отходили, бросая тяжелое вооружение и обозы. Ибо над ними висела угроза окружения. Началось новое германское наступление на Париж. Намного более осторожное и сдержанное, чем в 1914 году. А потому и опасное.

Главнокомандующий Русской Императорской армией стал стягивать на Северо-Западный фронт силы отовсюду. Даже с Кавказа. Вся Россия начала лихорадочно готовиться к наступлению.

Максим осознавал весь трагизм положения намного лучше прочих. Падение Франции означало поражение России в войне. Потому что Германия, Австро-Венгрия и Италия единым фронтом развернутся на восток и сомнут Империю. Более того, в этом случае, безусловно, включится и Турция. Так что поражение станет удивительно тяжелым. И нужно что-то делать. Поэтому он подал рапорт на имя Императора с планом операции. Разумеется, с участием себя любимого и своего отдельного эскадрона.

Николай Александрович спустил этот рапорт Главнокомандующему. Но тот нашел способ его завернуть под самым благовидным предлогом.

Ссылаясь на доклады своих генералов, Николай Николаевич указал на то, что сейчас идет лихорадочное пополнение личного состава. Что кошмарные потери в 1914 году и в феврале-марте 1915-го не позволяют Северо-Западному фронту обеспечить прорыв эскадрона в тыл и закрепление его успехов.

Кроме того, огромные потери потребовали мобилизации слишком большого количества призывников. А запасов вооружения и снаряжения на складах для них просто не хватало. Даже обычного обмундирования и особенно сапог.

И вообще – все плохо. Все очень плохо. А тут еще этот клоун со своими машинками. Как он посмел наглец?! Болван! Дилетант!

Николай Николаевич красиво и эффектно описал всю трагичность положения Русской Императорской армии. Которую, кстати, сам до этого состояния и довел. Хотя эту деталь Великий князь благоразумно опустил. Впрочем, Максим прекрасно понимал, что отказ был дан не столько по объективным причинам, сколько из-за личного отношения к нему. Их противостояние набирало обороты, и с каждым новым витком Ник Ник ненавидел Меншикова все сильнее и сильнее. Настолько, что готов был «вставлять палки в колеса» любым, даже самым разумным и полезным его идеям.

Почему Максим пришел к такому выводу? Так с тем же Ренненкампфом, командующим 1-й армией, он продолжал переписываться. И не только с ним. А потому прекрасно знал реальное положение дел на фронте. Как и то, что германские силы хоть и окопались по Варте и Одеру, но очень немногочисленны. И если бить их не в лоб, а маневром, то…

В общем – отказ Николая Николаевича он воспринял слишком близко к сердцу. Словно красную тряпку и личный вызов…

Глава 6

1915 год, 8 июня. Петроград

Получив окончательный отказ от Главнокомандующего, Меншиков не отчаялся, а скорее разозлился. И отправился к Александру Ивановичу Гучкову – злому гению российской общественности тех лет.

– Добрый день, – произнес тот настороженно. – Признаться, не ожидал вас увидеть.

– Отчего же?

– Вы держитесь партии Императора.

– Именно по этой причине я к вам и пришел, – с усмешкой заметил Максим. – Пригласите в кабинет? Или у вас есть более удобное место для приватной беседы?

– Вот как… – немного растерянно буркнул Гучков и потер глаза с переносицей. – Пожалуйста. Проходите.

Они прошли по просторному помещению и осели в богато обставленной небольшой комнате. Друг напротив друга. В оппозицию. Глаза в глаза. Не близко, но и недостаточно далеко.

Александр Иванович был удивительный человек. Его род вышел из крепостных. Выкупившись, через старообрядческие общины. Потом семейство занималось торговлей и промышленными делами. Но не он. Совсем не он. Вся его жизнь, вся его сущность выдавала в нем человека совсем из другой эпохи. Максиму он даже казался коллегой из XXI века. Кроме каких-то невероятных, прямо-таки чудовищных амбиций, он был быстр, энергичен и деятелен, просто кипуч. Такие в будущем только в мегаполисах водились. А еще смел и решителен. Любил острые ощущения и даже под пулями сохранял хладнокровие и рассудительность. Но главное – все, за что он брался, как правило, доводил до конца.