Читать книгу "Вашингтонский узел. Время испытаний - Александр Афанасьев"

А.И. Солженицын

Из Нобелевской лекции

В те времена ЦРУ представляло из себя что-то вроде улья, в который кто-то ткнул палкой. От нас требовали результатов, которые мы не могли дать, политики искали крайних. Настало время озлобленности и взаимных обвинений, усугублявшееся ещё и экономическим кризисом, шарахнувшим совершенно неожиданно.

На место Буша был избран первый в истории США чернокожий президент – Барак Хусейн Обама. В Управлении к нему поначалу относились насторожённо, тем более, что он во время предвыборной гонки использовал ярко антивоенную риторику. Но потом оказалось, что удар пришёлся скорее по военным – им приказали готовиться к возвращению домой. Роль ЦРУ наоборот возросла – Барак Обама отдавал предпочтение тонким инструментам решения проблем, не топору мясника, а скальпелю хирурга. Резко поползло вверх количество атак дронов, информацию из Лэнгли ждали в Белом Доме. В каком-то смысле Лэнгли стало противовесом Госдепу США, отданному в безраздельное владение Хиллари Клинтон. Все понимали – это расплата за то, что Хиллари сняла свою кандидатуру на праймериз в Демократической партии. Госдеп при Хиллари стал сильно иным, там стали изгоняться профессионалы, на их место приходила молодёжь с блеском в глазах, верящая, что все можно изменить и не позднее, чем послезавтра. Если раньше тридцать процентов работников в Госдепе были политическими назначенцами и семьдесят процентов профессионалами– то теперь соотношение изменилось на обратное. ЦРУ и Госдеп стали конкурентами.

Воодушевление, которое вызвал приход к власти Барака Обамы было всеобщим и внутри страны и в мире – Буша же провожали крайней недобро, взваливая на него ответственность за две проигранные войны и экономический кризис. Шутка «в Техасе заждались домой одного дурачка» – не сходила с уст. Барак Обама получил Нобелевскую премию мира сразу после избрания. Надо сказать, что потом он её отработал – сполна. Именно он почти в одиночку остановил удар по Ирану, вопреки мнению Госдепа и Комитета начальников штабов. И там и там – было полно друзей Израиля.

Я это знаю, потому скорее всего именно тогда я и попался на глаза. Я составил докладную записку по Ирану на нескольких страницах, где доказывал что удар по Ирану не решит никаких наших проблем, а только усугубит обстановку в целом. Я проводил параллели с Советским Союзом и доказывал, что режиму аятолл надо дать дозреть. Конечно, это не значит что мы должны прекратить операции против Ирана, но удар по Ирану в любом варианте – массированный, ограниченный – не сократит дни режима аятолл, а наоборот продлит их, поскольку вызовет волну патриотизма и новую волну ненависти к США. Я написал о том, что спутниковая антенна, которые есть на каждом втором доме в Тегеране и все незаконно – более опасное оружие против аятолл чем противобункерная бомба. Молодые люди смотрят наши телеканалы и хотят жить так же, как мы. Покататься на хорошей машине, послушать рэп, выпить нормального, не безалкогольного пива. Женщины захотят одеться нормально, а не в чёрный мешок. Режим аятолл, как и режим коммунистов в СССР – имеет в своей основе жёсткие ограничения на потребление и саморепрезентацию и культивирует непритязательность. В переводе на нормальный язык непритязательность – это согласие с нищетой. Рано или поздно новое иранское поколение, которому будет уже не до Корана, задаст вопрос – а почему мы живём хуже соседей, хотя продаём нефть. И тогда режим аятолл падёт.

Как я потом узнал – эта записка всё-таки дошла до Белого дома и президент её читал. Удар по Ирану так и не состоялся, а пара человек из тех, кто сознательно предоставили ложные данные по иранской ядерной программе – ушли в отставку, вынужденно.

Меня стали побаиваться – а через несколько дней из Багдада прилетел Стен Бишоп.

Мы встретились в одном торговом центре, который расположен на дороге, ведущей от Лэнгли в город. Не в том, где афганский ресторан – там слишком много своих, да и от пищи такой уже тошнило. В том ресторане обычно собирались аналитики, которым хотелось почувствовать свою причастность к чему-то большому, хотя они обречены были сидеть за компьютером.

– Короче, у меня новое назначение, – сказал Бишоп, – в Кабул.

– Сразу? – удивился я

– Вот именно. Никто не знает, что делать в Афганистане. Мы облажались. Пентагон перебрасывает туда своих, а мы – своих.

Стен жадно глотал куски мяса

– Что касается тебя – я узнал. Тебя назначают в КТЦ. Приказ уже подписан. Сразу старшим группы.

– Я ничего не слышал.

– Скоро услышишь. Ты сделал что-то такое, что понравилось Центру.

…

– И я предлагаю тебе, раз уж так пошло, заработать.

– Как?

– Схема такая – ты остаёшься здесь, в КТЦ. Я посылаю на твоё имя пакеты «кольцом» ты их получаешь. Затем – тебе надо переложить то, что там будет в другой пакет и закопать где-нибудь. Координаты взять по GPS и оставить в одном месте. Всё.

– А что будет в пакете?

Бишоп молчал

– Что будет в пакете, Стэн?

– То, что обеспечит нашу безбедную старость, – зло сказал Бишоп.

– Или тридцать лет в федеральной тюрьме

Бишоп зло прищурился

– Ты что, забыл Багдад?

– Это другое.

– То же самое!

…

– Парень, открой глаза. Всем плевать на нас! Госдеп живёт своей содержательной жизнью. Пентагон ненавидит нас, потому что мы сообщаем о его ляпах. Всё разваливается. И когда всё развалится окончательно, нас выбросят на пенсию. Которой хватит на домик в глуши. Ты этого хочешь?

…

– Десять процентов твои. Извини, в деле много кого придётся подмазать.

– Я в любом случае не имею права вскрывать пакет в одиночку.

– Это не проблема. Подойдёшь к Мику, он всё подпишет.

…

– Какого черта, думаешь он не получает пакетов? Ты подпишешь ему. Надо просто держаться друг за друга и все будет окей у нас в старости. А?

Я подумал – какого черта?

– Пятнадцать.

…

– Пятнадцать. Рискую в основном я.

Первый пакет пришёл через несколько дней. Я расписался за него. У нас есть запрет на вынос документации, но его можно обойти десятком разных способов – да и не было там запрета на вынос, особому учёту этот пакет не подлежал.

В туалете – я вскрыл его. Там был белый порошок, фунта два, не меньше.

* * *

Порошок – не звенит на детекторе, потому мне удалось его вынести. Впрочем, я достиг уже такого положения, что меня почти не проверяли.

В одном из торговых центров – был ресторан… ну что-то вроде. Я зашёл туда и выпил из горла бутылку крепкого эля. Потом долго блевал в туалете. Когда проблевался – посмотрел на себя в зеркале. То, что я увидел – мне не понравилось.