Читать книгу "Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг"

Возросшую силу и власть Иван III и Василий III начали укреплять внешними атрибутами суверенитета — подчеркивая этим свою независимость от монголов — и императорского достоинства. Иван взял в жены племянницу последнего византийского императора, Софью Палеолог, и время от времени (как и сын) использовал титул «царь» (цезарь или император). Кульминацией символического обретения власти стала коронация Ивана IV.

До некоторой степени эти псевдоимперские притязания были всего лишь иллюзией, скрывавшей тот факт, что при примитивной технике и средствах сообщения реальная сила по-прежнему зиждилась на боярских кланах, использовавших автократический фасад для придания некоторой стабильности и внешнего приличия тому созвездию силы и власти, которое, в противном случае, распалось бы в условиях непрекращающихся распрей. Дворцовый церемониал, царские религиозные процессии, публичная раздача милостыни и паломничества в отдаленные монастыри — все это создавало представление о Богом предопределенном правлении и скрывало отвратительную жестокость междоусобного боярского соперничества. Иван IV, будучи еще несовершеннолетним, имел возможность убедиться в этой скрытой от посторонних глаз реальности, когда бояре, отчаянно боровшиеся за регентство, на глазах у царя убили несколько его приближенных, но не тронули его самого. Принимая на себя полную царскую власть, Иван IV был твердо убежден в необходимости усмирения бояр и создания действительности, более похожей на представление о ней.

Вскоре после коронации Иван и его советники сделали первые шаги в подготовке Москвы к роли, которую она постепенно и демонстративно принимала на себя, к роли суверенной и единой евразийской державы с далеко идущими имперскими притязаниями. Теоретиком, вдохновившим царя в подобный короткий и противоречивый, но плодотворный период государственного строительства, был Иван Семенович Пересветов, дворянин из Литвы, побывавший на службе во многих странах, включая Османскую империю. После коронации Ивана Пересветов передал ему свою челобитную в форме двух трактатов, «Сказание о падении Царь-града» и «Сказание о султане Мехмеде», в которых рассказывалось о завоевании Константинополя Османской империей в 1453 году.

Тема была выбрана удачно. Судьба Византии постоянно беспокоила и интересовала московских князей, провозгласивших себя наследниками Византийской империи и желавших избежать ее печальной участи. Об опасной близости завоевателей Византии напоминали и постоянные набеги с юга. Пересветов обвинял в гибели великой империи ее аристократию, ведущую безответственный образ жизни, чья праздность и лень, жадность, постоянные раздоры, необузданная эксплуатация трудового народа и привели к трагическому концу. Параллель с московскими боярами была очевидна, тем более Ивану. Распущенность и вялость византийских императоров Пересветов сравнивал с государственной мудростью победоносного султана Мехмеда II, находившего советников и военачальников во всех слоях общества, ценившего людей по заслугам и не позволявшего, чтобы родство и общественное положение ослабляли мощь державы.

Пересветов оказался почти во всем прав. Созданием собственной империи османы были обязаны — по крайней мере, в значительной степени — реформам, ослабившим турецкую знать, составлявшую прежде основу племенных конфедераций. При османском дворе места турецкой знати заняли христианские юноши, рекрутированные с Балкан и обращенные в ислам. Из них формировался элитный корпус армии, янычары, из их рядов выходили главные штатские советники. Султан требовал, чтобы все военные и правительственные начальники, независимо от происхождения, приняли статус его личных рабов, что позволяло насильственно оторвать их от родственных обязанностей и связей. Той же цели послужило и завоевание Константинополя: новая элита получила опорный пункт, удаленный от родных мест турецкой знати.

Такая система привлекала московского правителя, также строившего империю на уязвимых территориях на границе между христианскими и мусульманскими государствами и также стремившегося освободиться от аристократических родов. Пересветов не посмел зайти так далеко, чтобы рекомендовать учреждение рабства, но предложил, чтобы набором и обучением армии занималось само государство, чтобы армия получала деньги непосредственно из казны. В таком случае отдельные части не становились бы орудием междоусобных распрей. Иван Семенович одобрил опору на служилую знать, поощряемую за заслуги и достоинства, но не предвидел того, что крепостное право станет способом обеспечения знати средствами к существованию, считая, что служилым будут выплачивать деньги из царской казны.

Достижение Пересветова в том, что он предложил царю образ государства, способного эффективно и справедливо мобилизовать ресурсы народа и страны. Иван Семенович был одним из первых европейских теоретиков правового монархического абсолютизма. Он считал, что следует принять последовательный кодекс законов, положения которого станут руководствоваться понятием «правды», а задача мудрого и сурового «монарха» — поддержание этого принципа, не дающего никаких преимуществ привилегированным и сильным.

В первые годы правления Иван IV действительно пытался, на свой лад, воплотить некоторые из идей Пересветова, особенно там, где те могли содействовать росту силы и эффективности монархии. Одновременно царь старался выйти за пределы круга бояр и придворных, соперничающих между собой, и установить контакты с местными элитами, включив их в систему управления, которую сделал более связной. Вместе с «Избранной радой», группой бояр, священников и служилой знати, выбранной им самим, царь попытался начать процесс изъятия «государевых дел» из рук бояр и доверенных и передачу этих дел под контроль самого государя в союзе с «землей». Само слово «земля» имеет важное значение для понимания политики Московии: оно относилось — в данном случае — к местным сообществам как альтернативным органам власти, дополняющим центральную.

До этого времени местное управление, сбор налогов и отправление правосудия были «приватизированы» в рамках системы кормления и осуществлялись назначенными князем чиновниками. За службу чиновники получали некоторую часть собранных доходов. В теории размер вознаграждения согласовывался заранее, но на практике проконтролировать его было очень трудно. Иван хотел установить более действенный контроль и над доходами, и над «кормленцами», поэтому заменил кормление другой системой, при которой вышеперечисленные функции исполнялись выборными местными собраниями, земствами. Поступая таким образом, Иван IV придавал официальный статус выборным сельским и городским собраниям (обычно обозначаемым словом «мир»), закрепляя уже существовавшую в некоторых местах практику. Большую часть функций княжеского назначенца брал на себя староста.

Реформа оказалась несовершенной и не применялась на тех территориях, где существовала прямая военная опасность, например, на юге и на западе, у границ Литвы и Ливонии. К тому же реформа создавала слишком маленькие местные органы управления, охватывающие одну или несколько деревень, не связанных ни друг с другом, ни с центральным правительством. Все члены мира были связаны круговой порукой за сбор налогов и за поведение избранных должностных лиц, а это означало — все убытки и недоимки им приходилось возмещать из собственного кармана, что порождало неповоротливую и неэффективную административную, судебную и фискальную систему, которую на практике приходилось подкреплять назначенными чиновниками.