Читать книгу "Жизнь, которая не стала моей - Кристин Хармель"

Мать привела его ко мне по рекомендации школьного психолога. Она не понимала, откуда у сына эти вспышки агрессии, и понадобилось три встречи с ним, прежде чем я поняла, что Лео вовсе не зачинщик: он жертва травли, но не хочет этого признавать. К тому времени, как я поговорила с его родителями и объяснила им ситуацию, они уже приняли решение сделать наши занятия еженедельными: мальчик стал лучше учиться, лучше вел себя дома.

Я протянула Лео палочки, и он улыбнулся – первая настоящая улыбка с того момента, как он вошел в кабинет, – и начал отстукивать песню битлов. Я в очередной раз поразилась его слуху и беглости игры. Через мгновение вступила и я – с партией гитары.

– Что эта песня для тебя значит? – спросила я, когда мы доиграли до конца. Таково основное правило нашей работы с Лео: он должен объяснить, почему выбрал именно эту песню. Еще один способ начать разговор.

– Не знаю, – потупившись, ответил он.

Я терпеливо ждала продолжения.

– Наверное, когда он поет, что ее бросит, я представляю, как Седрик швыряет в меня камнем, – пробормотал наконец Лео. – И еще, он там говорит, над ним все будут смеяться – со мной такое тоже иногда бывает.

Я киваю: отлично, он уже решается на подобные признания. Конечно, герой песни грозится девушке бросить ее насовсем, если она еще раз заговорит с тем парнем, но Лео извлек из этих слов совершенно другой смысл. Это-то и ценно в музыкальной терапии: одни и те же слова, одни и те же ноты значат для каждого свое, в зависимости от того, что с тобой происходит.

– Ты говорил учителю про Седрика? – спросила я.

Лео покачал головой:

– Ябед еще не так бьют.

– А родителям рассказывал?

Он молча колотил палочкой по клавишам, а потом вдруг спросил:

– У вас дети есть? – И, не дожидаясь ответа, ткнул пальцем в фотографии у меня на столе, два снимка, где мы вместе с Дэном: – Это кто?

– Мой бойфренд, – ответила я. – Вернее, мой жених. И нет, детей у меня нет.

– Почему? – Он перестал стучать палочкой и принялся вертеть ее в руке.

Дети всегда норовят переключить разговор на меня, однако они приходят на занятия музыкальной терапии не затем, чтобы подружиться со мной, а чтобы лучше разобраться в себе. Я ищу баланс: с одной стороны, отвечать надо честно, потому что взрослые обязаны принимать детские вопросы всерьез, а с другой – попытаться избежать чересчур личного разговора.

Я пожала плечами:

– Почему ты об этом спросил?

– Просто хочу знать.

Я снова выдержала паузу, ожидая продолжения. Молчание столь же эффективно, как и музыка, нужно лишь научиться им управлять. Через несколько мгновений Лео принялся вновь наигрывать мелодию той же песенки, но мысли его витали далеко.

– Вот вы бы никому не позволили бить вашего ребенка, – дрогнувшим голосом выговорил он, перестав играть. – Я уверен, вы бы за него заступились.

Так вот к чему он вел.

– Лео, если тебе плохо в школе, то не потому, что твоим родителям все равно.

Он сжал челюсти.

– Мой отец твердит, что я должен постоять за себя, врезать Седрику в ответ. Но тогда Седрик меня в мясо измолотит. Или сам, или его дружки. Думаете, папа этого хочет? Чтобы меня изувечили?

– Разумеется, нет, Лео. Он просто пытается тебе объяснить, что довольно часто такие задиры оставляют в покое того, кто сумеет дать им отпор. Вовсе не потому, что ему все равно.

– Ну да, конечно. Вот вы бы не допустили, чтобы вашего ребенка измолотили. Будь у вас ребенок, – ворчит он, – уверен, вы бы нашли способ все уладить, чтобы вашему ребенку было хорошо.

* * *

Дэн явился, когда я стояла у плиты и готовила спагетти с креветками под чесночным соусом.

– Здорово пахнет, – сказал он, подходя ко мне сзади и тычась носом мне в шею. – Люблю, когда ты готовишь, малыш.

– Откроешь пока вино? И – может быть, накроешь на стол?

– Конечно. – Он откупорил белый совиньон, налил нам по бокалу и отправился в спальню переодеться. Через минуту из душа послышался шум воды. Вот зачем? Дэн же знает, что ужин практически готов. Патрик бы никогда так не поступил, подумала я, но тут же себя одернула. Нечестно сравнивать будущего мужа с бывшим.

Но пока я сама накрывала на стол, допивала вино и наливала воду в стаканы, я все же невольно продолжала их сравнивать. Дэн – прекрасный человек, как и Патрик, но на том сходство и кончается. Впервые я поймала себя на мысли: а вдруг больше всего меня в Дэне привлекает именно это – что он ничем не напоминает Патрика? Само совершенство, сияющий идеал, принц из сказки, – а Патрик был грубоватым, теплым и очаровательно неидеальным.

Раскладывая по тарелкам спагетти, добавляя креветки и маслянистый чесночный соус, я никак не могла отогнать печаль. Мы с Патриком часто готовили вместе, мне нравилась близость, которая возникала на кухне. Мы чувствовали себя командой: когда он готовил, я резала овощи на салат, или мыла посуду, или накрывала на стол. Когда готовила я, он разливал вино, наводил порядок, спрашивал, чем помочь. Такое приятное чувство локтя. А с Дэном его нет.

И мы понимали друг друга с полуслова. Мне достаточно было начать фразу, и он уже знал, о чем я. Или он, бывало, произнесет лишь имя – «Линн», – и я понимаю, что у него выдался трудный день, начальница достала, ему нужно несколько минут побыть в тишине, чтобы прийти в себя. Или я говорила: «Пять», то есть ужин будет готов через пять минут, – и Патрик начинал разливать воду по стаканам. Он мог тихо выдохнуть: «Кэтили», – и мы смотрели друг другу в глаза, а потом бросали все и спешили в спальню. У нас было множество таких слов, заменяющих целый разговор, а с Дэном – кажется, ни одного.

Я даже ничего не знаю о его детстве, о событиях, которые его сформировали. Не знаю, кем он мечтал стать, когда вырастет, как складывались его отношения с одноклассниками, какие книги и фильмы он любил, пока рос. Зато я до сих пор помню, как звали лучшего друга Патрика по младшей школе, могу рассказать, как в седьмом классе он подрался из-за девочки, в которую был влюблен, и перечислить все его карьерные планы в хронологическом порядке, начиная с мусорщика и космонавта до повара, летчика и финансового аналитика.

Если я ничего не знаю о детстве Дэна, может, с нами что-то неладно? Или это естественно, раз мы познакомились уже не такими молодыми?

– Какой ты был в старших классах? – почти с отчаянием спросила я Дэна, когда тот несколько минут спустя вышел к столу – в пижамных штанах и футболке, благоухающий мылом.

Прежде чем ответить, он сунул в рот вилку со спагетти и запил глотком вина.

– Не знаю. Наверное, я примерно такой, как сейчас. А что?

– Мне кажется, я слишком мало знаю о тебе.

– Это да. – Он поглядел на меня как-то странно.