Читать книгу ""Сыны Рахили". Еврейские депутаты в Российской империи. 1772-1825 - Ольга Минкина"

26 августа 1773 г. губернатор Кречетников издал «Приказ обществу еврейскому». Из текста этого любопытного документа выясняется, что инициатива сбора сведений от евреев и созыва собрания еврейских депутатов в Полоцке, как и следовало ожидать, исходила от генерал-губернатора[186]. Выводы из представленных на рассмотрение губернатора документов были сделаны неутешительные: «…Правление повсеместно столь развратно, что под претекстом религии рабины вымышляют собственные пользы… иногда весь кагал из ближних между себя свойственников составлен… и в своей власти ничем не ограничен» и, что наиболее неприятно для представителя бюрократической системы, «ни о каком отчете никто не мыслит»[187]. Далее губернатор торжественно объявлял об открытии собрания уполномоченных от кагалов: «Все вышесказанные обстоятельства заставили меня призвать в Полоцке с трех кагалов по четыре человека выбранных и надежных людей, чтобы о собственном и своих собратьев благе постарались, не примешивая никакого собственного своего интереса и тому вымыслов, удостоя их сею отличностью, повелеваю приступить к рассмотрению лучшего постановления, которое обуздывало бы еврейский народ властию и тою ль бы каждому справедливость в наивысшей степени доставлялась»[188].

В доступных на данный момент документальных материалах не отражены ни процедура выборов, ни полный состав участников полоцкого собрания. Также неясно, каким образом и где проходили заседания. Известно только, что прения, вопреки обычной практике такого рода комиссий, продолжались недолго, и ровно через месяц, 26 сентября 1773 г., губернатору было подано «покорнейшее доношение» «от находящегося здесь, в Полоцке, еврейского общества собрания, состоящего из выбранных тремя провинциальными кагалами депутатов»[189]: «Мы, нижайше учинивши присягу, старались беспристрастным образом сыскивать полезные способы, которыми бы все беспорядки и неудобства, поныне в кагальных наших правлениях случавшиеся, пресечены были, дабы соблюсти во всем справедливость и человечество [человечность]»[190]. Депутаты составили проект кагальной реформы и предложили его на утверждение губернатору. Проект был составлен на двух языках: русском и древнееврейском. Вариант на древнееврейском, подписанный полоцким и витебским раввинами и депутатами от кагалов, вероятно, не сохранился. Имеющийся в нашем распоряжении вариант на русском языке был написан Беньямином Шпеером и скромно назван переводом версии на древнееврейском, однако есть определенные основания сомневаться в его точности. Во всяком случае, предназначенный для губернатора вариант проекта Шпеер снабдил собственными пояснениями относительно реалий еврейской жизни и отдельным приложением, в котором изложил свою собственную позицию по ряду затронутых в проекте проблем.

В преамбуле к данному документу депутаты, как несколько ранее витебский кагал, объявили все недостатки еврейской жизни «происходящими от тягчайшего ига, которым мы утеснены были» и провозгласили своей целью «обуздать частных наших сообщников и кагальские правления и дабы всякий, наблюдая пределы своей должности, мог воспользоваться правами и вольностями, по гражданству ему принадлежащими, не делая ни малейшего различия между могущим и бессильным, единогласно согласившись, предписали, соображая во всем справедливость и беспристрастие, каждому общественному собранию и частным сообщникам пункты»[191].

Состав кагала, «с предостережением, чтобы ближними родственниками не наполнялся оный», предполагалось ограничить шестью старшинами, тремя помощниками и «младшими», число которых могло варьироваться. Участие в общинных делах лиц, «которых назовем головами общества, не имеющего в присутствии кагальном заседания», в количестве четырех человек и двух старшин ремесленных братств, – которые, таким образом, объявлялись легитимными организациями, – регламентировалось особыми «кондициями». Предлагалось также ежегодно избирать независимых от кагала «комиссионеров для раскладки податей на общество». В выборах кагала мог принимать участие любой налогоплательщик, который тем самым «добровольно повергает себя под власть сего правительства»[192]. Кагалу предоставлялось право налагать внеурочные сборы в пределах ста рублей не более двух раз в год, «наказывать преступников деньгами, тюрьмою и телесными наказаниями (но не более тридцати девяти ударов, потому что в Моисеевых книгах более такового числа ударов дать не дозволяется)»[193]. За оскорбление членов кагала полагался штраф от десяти до пятнадцати рублей либо двухнедельное заключение на хлеб и воду. Однако в случае судебной ошибки виновные члены кагала обязаны были уплатить штраф в пользу потерпевшего. Определялись также преступления, за которые следовало предавать херему («анафеме»): лжесвидетельство, ложное банкротство, утаивание истинных размеров наследства от остальных сонаследников и своих доходов от кагала. Кроме этих категорий преступников, херему можно было предать всех «людей, вредных обществу, то есть ехидных и коварных доносчиков, …в пример другим, в таковые мерзкие дела вступить склонность имеющим»[194].

При кагалах предполагалось учредить «банки», причем особо отмечалось, что они являются аналогом европейских ломбардов. После этого пункта следует любопытное отступление: «Бениамин Шпеер к сему богоугодному делу обещает заплатить по взыскании следующих ему денег и по заплате своих долгов из движимого и недвижимого своего имущества пятнадцать процентов. Из витебских депутатов господин Яков Исааков, имея зятя, достойного несть рабинский чин, обещает пятьсот ефимков при заведении банка в динабургском кагале, если таковой [зять Я. Исаакова]… в рабины поставлен будет»[195]. Этим примечанием ограничиваются имеющиеся у нас на данный момент данные о составе полоцкого собрания.

Депутаты просили губернатора посодействовать евреям в конкурентной борьбе за право пропинации против польского дворянства и магистратов и выражали надежду, что в недалеком будущем «от правительства кагалам и судам нашим рука помощи милосердно пожалована будет»[196]. За всем этим нетрудно разглядеть призыв к альянсу двух элит – российской и еврейской и к объединению против польской аристократии и городского самоуправления.