Читать книгу "Помолвка с чужой судьбой - Екатерина Островская"

– Это были законные операции?

– По немецким законам не знаю, у них за махинации со страховкой судят строго, но раз никто не был осужден, значит, все чисто было. А наше законодательство вы знаете лучше меня.

– И сколько автомобилей было таким образом продано?

– Несколько сотен. Может быть, тысяча или даже больше, но это были авто престижных марок и моделей. Я знаю, что с каждой машины муж имел от пяти до десяти тысяч долларов чистого дохода. А сколько получали другие, его не интересовало.

– Это муж поделился с вами такой информацией?

– Нет, мы ни разу не говорили с ним на эту тему…

– Гасилов рассказал?

Вероника напряглась. И начала краснеть.

– Почему вы задали этот вопрос? – спросила она.

– Вы же у него работали, насколько мне известно. Кто вас к нему устроил?

– Урсула Крафт. Она хотела познакомить меня с Ракитиным. Попросила его взять меня переводчиком, а он ответил, что и сам неплохо говорит по-немецки. Потом Урсула на встрече будущих компаньонов предложила то же самое Гасилову, и он сразу согласился.

– Какое впечатление произвел на вас Ракитин, когда вы познакомились?

– Позвольте не отвечать.

– Не отвечайте, если не нравится вопрос.

Вероника задумалась и ответила, глядя мимо Евдокимова:

– Я полюбила его сразу, с первого взгляда. Когда Урсула попросила за меня, я молила бога, чтобы Коля согласился, а он отказал. Всю ночь я рыдала, хотя это вряд ли вас трогает.

Теперь она уже посмотрела на следователя, но тот отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом. И тут же произнес:

– Меня трогает другое – то, что последовало за этим. Ведь вы устроились у Гасилова? Не нравится вопрос? Можете не отвечать.

– А какого ответа вы ждете? Вы же все и так знаете.

Она замолчала, но уже уверенно смотрела на Евдокимова.

– Давайте лучше о деле, – предложила Вероника. – То, что случилось со мной, в прошлом и забыто. Я теперь думаю о муже.

Следователь молчал.

– Хорошо, – кивнула Вероника. – Только ради того, чтобы закрыть тему окончательно. У Гасилова я числилась референтом-переводчиком: переводила немецкие документы, сертификаты на продукцию, говорила по телефону с поставщиками, иногда кто-то из Германии приезжал, и я обеспечивала прием и переговоры. Гасилов сразу начал оказывать мне знаки внимания, а я ждала, когда к нам в офис заглянет Ракитин. Но он приезжал очень и очень редко. Был со мной вежлив, и только. Потом тяжело заболела мама. Я положила ее в больницу на обследование, и сразу выяснилось, что у нее неоперабельная опухоль мозга. То есть не операбельная в нашей стране. Я позвонила Урсуле, отправила ей медицинские документы, историю болезни мамы. Она договорилась с клиникой в Бременхавене, сказала, что операция стоит дорого, но она решила вопрос по минимуму – пятьдесят тысяч евро и какие-то еще деньги на реабилитационный период. Для меня пятьдесят тысяч были запредельной суммой. Взять их было неоткуда, разве что квартиру нашу продать… А ведь еще и реабилитация… Гасилов от кого-то узнал о моей проблеме и вызвал меня в кабинет. Сразу сказал, что даст эти деньги, но взамен я должна… Ну, вы поняли…

Вероника замолчала, взглянула на следователя Евдокимова, но тот по-прежнему смотрел мимо нее.

– Отвезла маму в Германию, положила в клинику, – продолжила Ракитина, – там все сделали. Потом мы выписались, пожили какое-то время на берегу моря, в домике Урсулы под Хейлигендаммом. Вернулись домой, и через полгода мама умерла. Там ведь, в Германии, тоже не боги. А Гасилов уже пользовался моим обещанием. Конечно, об этом очень скоро узнала его жена, стала закатывать ему скандалы, приезжала в офис и набрасывалась на меня… Жить не хотелось. Но это и Гасилову, видать, надоело. Как-то он повез меня к своему дружку Рогожкину… Тот устраивал вечеринку. И, напившись, Гасилов решил меня ему подарить, потому что тот давно уже ко мне подбирался. В моем присутствии они ударили по рукам. Но это услышал случайно заехавший туда Ракитин. Подошел, взял меня за плечо и повел к выходу, сказав, что я больше у Гасилова не работаю… Георгий Исаевич промолчал, а Рогожкин попытался Колю остановить. После единственного удара Рогожкин перелетел через высокий каменный мангал и застыл в отключке, на него сыпались раскаленные угли… А я уже бежала за Ракитиным.

– Рогожкин был тоже в совете директоров?

Вероника кивнула.

– Никто потом Ракитину и слова не сказал, как будто ничего не случилось. Но Коля привез меня не к себе домой, на что я глупо надеялась, а в свой офис, выделил кабинет и сказал, что теперь ко мне никто здесь не прикоснется, слова плохого не скажет и не посмотрит косо…

Следователь заглянул в пустую чашку и произнес:

– Дальше можете не рассказывать. Только ответьте: оставались ли у Ракитина какие-то обиды на Гасилова, Рогожкина, на кого-то еще?

– Не знаю, скорее всего, он относился к ним так же, как прежде, – с некоторым презрением.

– А почему тогда он с ними работал?

– Он привлек их бизнесы и создал крупную корпорацию. Николай Николаевич мог бы оставить их ни с чем, просто отобрать все, чем они владели. Но он так не может. Он порядочный человек.

– Но Гасилов-то убит. И Рогожкин тоже. А ведь были и другие.

– А при чем тут мой муж? Кто-то убил Гасилова, покушались и на моего мужа – я не верю, что он так просто мог проехать мимо моста.

– В жизни случается всякое. Не вы ли несколько минут назад уверяли меня, что никто не знает, где и когда… Я вам не враг. Разве не я познакомил вас с Верой Бережной? Как вы думаете, зачем? Если вам кажется, что лишь для того, чтобы Вера отняла у вас всякую надежду на невиновность Ракитина, то ошибаетесь… Сейчас мы с вами…

В кармане его пиджака зазвонил телефон. Следователь достал аппарат и посмотрел на номер.

– Что еще? Я тут…

Внезапно выражение его лица изменилось.

– Вы уверены? Сейчас приеду.

Он поднялся.

– Не получилось поговорить.

Евдокимов посмотрел на дверь, словно пытаясь определить, не стоит ли кто за ней.

– Значит, так. Можете вернуться в палату к мужу. Только свой телефон отдайте мне. Если в вашей сумочке есть оружие – пистолет или какие-нибудь средства самозащиты: электрошокер, газовый баллончик, – все отдайте мне.

Вероника достала из сумочки телефон, показала следователю, что внутри нет ничего запрещенного. После чего вынула из своего аппарата сим-карту и спрятала ее в сумочке. Протянула телефон следователю.

– Так я могу идти?

– Конечно. Только учтите, что новый охранник будет проверять каждого входящего на предмет проноса в палату запрещенных предметов. Вы уже знаете, о каких предметах я говорю. Кроме того, будет обыскивать и вас. Вы уж извините – таков порядок. Всякие посещения запрещены, в первую очередь для Светлякова.