Читать книгу "Фокусник из Люблина - Исаак Башевис Зингер"

Да, давненько не был он в Варшаве: сделал несколько турне по провинции. Всегда-то он боялся, что квартиру могут ограбить. Здесь у него были библиотека, старинные, антикварные вещи, коллекция афиш, газетные вырезки, рецензии. Однако же, хвала Господу, наружная дверь заперта на два висячих замка, да и внутри все было в порядке. Всюду толстым слоем лежала пыль. Затхлый воздух, кругом запустение, грязь. Магда сразу же принялась за уборку. Приехал на дрожках Вольский — поляк, но с ярко выраженной еврейской внешностью: черные глаза, острый с горбинкой нос, высокий лоб. Мягкий галстук, какие носят артисты или художники, причудливо расположился на груди, целиком закрывая манишку. Вольский привез Яше кучу предложений выступать в городах и местечках Польши, да и России тоже. Покручивая черный ус, он рассказывал с горячностью — с усердием человека, чье благополучие зависит от славы другого. Он уже составил для Яши расписание поездок — после того, как закроется сезон в «Альгамбре». Однако же Яша прекрасно понимал, откуда все это многословие и суета. Только провинция ждала его. Не было предложений ни из Москвы, ни из Киева, ни из Петербурга. А заработки в провинции ничтожны. Даже здесь, в Варшаве, все без перемен. Владелец «Альгамбры» упорно отказывался увеличить плату. Яшу расхваливают на все лады однако же клоунам и паяцам из-за границы платят больше. Это было просто непостижимо — такое тупое упорство хозяев. Доводы Вольского, его споры, его аргументы — все было бесполезно. Да и платили еще после всех. Нет, Эмилия права. Пока остаешься в Польше, так и будешь ходить в третьеразрядных артистах.

Вольский ушел, и Яша решил прилечь. Дворник обиходит лошадей, а Магда присмотрит, чтобы им задали вдоволь овса и напоили. Вся компания, попугай, ворона и обезьянка, расположились вместе, в одной комнате. Магда — тощая, костлявая, но ловкая и проворная, принялась скрести пол. От поколений крестьян она унаследовала, в придачу к услужливости, еще и силу. Яша дремал, просыпался, снова впадал в дремоту. Это был старый дом. По немощеному двору расхаживали куры, гоготали гуси, крякали утки — все, как в деревне. С Вислы веял легкий ветерок, и его дуновение доносило запахи Пражского леса. Внизу нищий крутил ручку шарманки, сквозь открытое окно доносилась мелодия — Яша узнал старую варшавскую песню. Бросить бы ему монетку, но совершенно затекли и онемели ноги. Снова таскаться по грязным дорогам, забираясь в местечки, в глухую провинцию. Опять давать представления в пожарных сараях? Нет уж, хватит с него! Мысли проносились в голове в ритме уличной шарманки. Уйти прочь, прочь отсюда, бросить все. Чего бы это ни стоило, необходимо вырваться из трясины. Если же нет, наступит день, когда и ему, Яше, придется бродить по улицам с такой шарманкой.

Только что было утро, и вот уже настали сумерки. Магда принесла тарелку молодой картошки в сметане и с укропом. Он поел прямо в постели. Снова опустил голову на подушку. Когда же опять открыл глаза, был вечер. В спальне темно, но, должно быть, не слишком поздно, потому что слышно, как на улице холодный сапожник заколачивает гвоздь в ботинок. Здесь не было газового освещения, и при свете керосиновой лампы хозяйки шили, чинили, штопали, мыли, стирали, латали одежду. Какой-то пьяница воевал с женой, на него лаяла собака.

Яша позвал Магду, но она, видимо, вышла. Откликнулась лишь ворона — Яша научил ее говорить человеческим голосом. Каждый раз, приезжая в Варшаву, Яша надеялся на благоприятные известия. Однако же рок, преследующий дилетантов, довлел и над ним. Никак не удавалось заключить выгодный контракт. Напротив, все хотели чем-нибудь от него поживиться. Яша сознавал, что это происходит из-за его собственного к себе отношения. Как он сам воспринимал себя — ниже по положению, необразованным, — так и они воспринимали его: интуитивно, сами этого не сознавая. Живя среди низших классов общества, сам из этой среды, он и вынужден был терпеть такое обращение. Эмилия была единственным чудом в его жизни, единственной тайной, надеждой на избавление, на спасение из той бездны, в которую его неотвратимо влекло.

Само их знакомство было окутано тайной. Он даже не расслышал ее имя. Думал о ней, уже не в состоянии забыть. Мысли шли собственным путем. Пришла необъяснимая уверенность, что она так же неотступно думает о нем, как и он о ней, тоскует и желает его. Он шлялся по улицам Варшавы, как сомнамбула, заглядывал в окна экипажей, заходил в магазины и кавярни, в театры. Он искал ее на Маршалковской, на Аллеях Уяздовских, прошел Новый Свят, бродил по дорожкам Саксонского сада. Стоял у колонны на Театральной площади и ждал. Однажды вечером, уже совсем отчаявшись, ушел с площади, пошел по Маршалковской… Лишь только подошел к витрине, увидал ее: Эмилия стояла и ждала, как будто они здесь назначили свидание заранее, — в меховой пелерине, с муфтой, и глаза устремлены прямо на него. Яша подошел, и Эмилия улыбнулась ему — понимающе и таинственно. Он поклонился, она протянула руку. И в ту же минуту выпалила: «Какое странное совпадение!»

Однако потом Эмилия призналась, что действительно ждала его там. У нее было предчувствие, что Яша не может не услышать, как не может не прийти на ее зов.

4

Кто побогаче, уже обзавелись телефонами. Но Эмилия не могла позволить себе эту роскошь. Вдвоем с дочерью они существовали на мизерную пенсию. Все, что у них осталось от той поры, когда еще был жив профессор, — это квартира да старая Ядвига — прислуга, которой за прошедшие годы так и не прибавили жалованья.

Яша поднялся рано. Побрился. У них тут была огромная деревянная лохань, Магда наливала туда несколько чугунов горячей воды. Намыливая Яшу душистым мылом, массируя спину, она ехидно приговаривала:

— Когда идешь к благородной госпоже, надо, чтобы хорошо пахло.

— Да нет у меня никакой госпожи, Магда.

— Еще бы, конечно. Магда твоя дура, но все же пока еще…

За завтраком Яша пришел в хорошее настроение. Только и говорил, что об испытаниях — о своей теории полетов, о попытке сделать совершенную конструкцию. И он подберет ей, Магде, подходящие крылья. Вместе будут они парить в воздухе, как два журавля, станут такими же знаменитыми, как братья Монгольфье сто лет назад. Он обнимал Магду, целовал ее, уверял, что все равно никогда не бросит, что бы с ним ни случилось: «Может, придется остаться одной, пока я уеду за границу, не беспокойся, я пошлю за тобой, только прошу: будь мне верна». Говоря это, Яша смотрел прямо в глаза, гладил Магду по голове, проводил пальцами по вискам. В одну минуту он мог усыпить ее, в жаркой комнате, в летний ли зной — внушить, что она замерзает, и Магда действительно начинала дрожать от холода. Мог колоть ее иголкой — кровь не текла. Такую он имел над ней власть. Мог и в мороз внушить, что страшно жарко, и Магда тотчас же обливалась потом, а лицо становилось распаренным и красным, как после бани. Можно было отдать ей распоряжения на недели, на месяцы вперед, и все выполнялось с необычайной пунктуальностью. Теперь же он исподволь подготавливал Магду к своему отъезду. Девушка терпеливо слушала, улыбалась хитро, молчала, видела все эти уловки, в то же самое время старалась не замечать их. Только на лице можно было что-то прочесть: корчила гримасы, строила рожи и этим напоминала Яше всю его компанию — обезьянку, попугая и даже ворону.