Читать книгу "Екатерина Фурцева - Анна Ярошевская"

Авария

Сцена, сцена. Иногда даже она не давала ответ на вопрос, что будет дальше. Ирина уже не знала, ждет ли чего-то от этого нового 1980 года. Актриса встретила его разведенной, вернее, свободной женщиной. Недавно разошлась с Игорем Васильевым и снова ушла с головой в работу. Думать о новых романах не хотелось, все силы, всю себя она отдавала кино и театру. Театр был ее единственным мужчиной, которого ей суждено любить всю жизнь, Ирина это чувствует, потому что сама выбирает такой путь и счастлива этим. Да, счастлива. Из зеркала на нее смотрит стройная блондинка с пленительным взглядом и завораживающей таинственностью улыбкой. Мягкие локоны волнами спадают на плечи, черное вечернее платье подчеркивает пышные формы, Ирина словно сошла с самой вершины Олимпа и была похожа на богиню.

«Так, чего-то не хватает» – подумала женщина, разглядывая свой образ в зеркале. Да, так и есть – не хватало золотого крестика на тонкой цепочке. Он придаст ей изящества. Еще раз повернувшись перед зеркалом, чтобы разглядеть себя со всех сторон, Ирина полюбовалась на необычный капюшон из черного шелка на своем платье – он смотрелся необычно и даже как-то вызывающе. Впрочем, Ирине нравилось быть вызывающей и шокирующей. Такого платья, как у нее, больше нет ни у одной женщины в Советском Союзе. Но не только платьями, единственными в своем роде, нравилось обладать Мирошниченко. Она добилась, чтобы ей дали разрешение на ввоз в страну иномарки, которую теперь актриса водила с большим удовольствием. Ирина помнит, какой испытывала восторг, когда еще, будучи маленькой девочкой, каталась на машине старшего брата. Сидя рядом с ним на пассажирском сиденье она мечтала, как однажды также будет сама управлять этой непонятной техникой, подчиняя себе всю ее мощь. Ирине нравилось чувствовать скорость, ветер, свободу. Лента дороги, мелькавшая под колесами машины, завораживала девочку кажущейся бесконечностью и загадочностью, потому что неизвестно, куда приведет эта дорога и долгой ли она будет. Ирина обгонит ветер, подчинит себе дорогу – для нее она не останется неизвестной, потому что Мирошниченко всегда будет знать, куда должна придти в конце пути.

И сегодня она тоже знала, куда отправиться в путь, чтобы провести время в хорошей компании друзей. Они пригласили ее встретить вместе старый Новый Год. Ирина всегда умела веселиться, обладая врожденным чувством юмора, приносила с собой легкость и простоту, разряжала атмосферу. А лучше всего сказать, заряжала ее радостью, именно поэтому была завсегдатаем вечеринок и просто дружеских посиделок.

Накинув легкую шубку из белоснежного меха, Ирина, довольная своим видом, спустилась к авто, стоявшему у подъезда. Ощутив приятную гладкость молочного цвета кожи салона машины, Мирошниченко повернула ключ зажигания и тронулась с места. Можно было подумать, что машина скользит, дополняя снежные пейзажи Москвы. Хлопья снега медленно оседали вокруг, стремясь поближе подлететь к свету уличных фонарей, которые уже были зажжены, чтобы согреться. Им было невдомек, что этот свет способен сжечь их, растопить навсегда. Чем ближе подлетаешь к свету солнца, тем сильнее оно обжигает. Наблюдая за кружением снежинок, Ирина подумала: «Это похоже на стремление к славе – если ее слишком много, то можно сгореть в ней». Но Ирина не собиралась сгорать, ее призвание в сцене, в зрителях, она живет ради них.

Красный сигнал светофора остановил ее мысли, она резко затормозила. Эта неожиданное торможение оказалась роковым – актриса почувствовала удар авто, ехавшего позади. Удар сменился острой болью во всем теле и сгустившимся вокруг мраком. Больше не было ничего.

Глаза Ирина смогла открыть с трудом. Казалось, что веки склеены темнотой и пустотой, в которой звучит только одно – боль. Раньше она не задумывалась о том, что у боли может быть цвет, а сейчас поняла – у нее ярко-красный, горячий, обжигающий цвет. Он заполнил огнем тело женщины и растекался повсюду. Откуда же пришла боль? Кто ее создал? Где ее источник? Пытаясь пошевелиться, Ирина поняла, что все эти тяжелые ощущения сконцентрировались в ее спине. С трудом раскрыв глаза, актриса увидела у подножия кровати группу врачей, что-то тихо обсуждавших. Сосредоточенные лица спасителей в белых халатах внушали Ирине какой-то неясный трепет. Она всегда считала их сродни богам, в руках которых сосредоточена человеческая жизнь. Увы, это было только иллюзией.

Один из врачей заметил, что пациентка открыла глаза, и подошел к ней. Его голубые глаза излучали глубокое знание того, что неизвестно другим. Словно скрывали тайну, которая в то же время соседствовала с удивительным внутренним покоем.

– Что со мной? Я смогу выходить на сцену? – первое, что спросила Ирина.

– Думаю, нам лучше поговорить о вашей работе позже. Вам сейчас нужен отдых, – доктор успокаивающе дотронулся до руки Мирошниченко.

– Я не верю ни в какие позже, скажите мне сейчас, что случилось?

Врачи переглянулись между собой, будто взглядами советуясь друг с другом о том, как сообщить новость известной артистке. Наконец врач, в глубине голубых глаз которого таилось соединенное с покоем знание, произнес: «У вас тяжелая травма позвоночника. Вам придется на время забыть о карьере».

Слова, сказанные доктором, не сразу дошли до Ирининого сознания. Она словно падала с огромной высоты в бездну. Голова резко закружилась, в затылке вспыхнула боль. Нет, она не имеет права потерять все, что у нее есть. Она не имеет права сдаться перед болезнью и отступить.

И Ирина не отступит, спустя три месяца встанет на ноги, вернется к обычному ритму жизни. Но кто знает, чего ей это стоило? Сколько слез она пролила бессонными ночами, размышляя о случившемся. Ей было под 40, а семьи так и не получилось. Она была совершенно одна. Соседок, с которыми она лежала в одной палате, навещали мужья, дети, а у нее была только мама. Самый близкий и преданный человек, придававший ей силы для борьбы с болезнью.

Но иногда сил не хватало. Тогда Ирина отворачивалась лицом к батарее, на которой вечно сушились истертые мокрые полотенца, и беззвучно плакала. Казалось, что ее жизнь превратилась в такую же вытертую тряпку, которую кто-то только что безжалостно выжал и оставил вот так вот висеть, никому не нужную и забытую. В такие минуты хотелось закрыть глаза и больше не открывать.

Внутренний голос шептал Ирине, что все произошедшее не случайно, что нечто неведомое подводит ее к переменам, на которые она должна решиться. Ведь еще не поздно создать семью, родить ребенка, стать матерью. Обрести новый смысл жизни. Но Ирину что-то останавливало. Останавливали письма поклонников, зрителей, восхищавшихся ее актерской игрой. Она не представляла, как спустится с этой высоты и окажется в числе обычных домохозяек, посвятивших себя детям и мужу. Нет, это было невозможно. Ирина знала, на какие жертвы пошла ее мать, чтобы обеспечить ей счастливое детство, как жила с уже не любимым мужем, Ирининым отцом. Актриса никогда не забудет, как однажды мама приехала навестить Ирину, тогда десятилетнюю девочку, в летний лагерь и призналась, что расходится с папой. Как же горько было ей тогда от этих слов. Невозможно было представить, чтобы папа ушел. Несколько ночей проведя без сна, девочка тогда молилась, чтобы папа остался. Она, конечно, не могла еще понять многое в жизни, но просто верила, что так должно быть. Так и случилось, папа остался в семье, и только когда Ирина повзрослела, ушел к другой женщине. Теперь Ирина не любит говорить о нем, для нее он так и остался тем папой, из далекого детства, которого она ждала с работы, сидя на скамейке Тверского бульвара, а потом как сумасшедшая мчалась ему навстречу. Папа поднимал ее на руки и кружил, кружил… деревья, небо, скамейки, люди сливались в одном чувстве – чувстве свободы и безграничного детского счастья.