Читать книгу "Социальная история Англии ХIV-XVII вв. - Татьяна Мосолкина"

С середины XIV в. Бристоль начинает выделяться как экспортер сукна. Прогресс в этой области был просто стремительным. Если в 1303–1309 гг. из города было экспортировано иностранцами 242,5 куска некрашеного сукна, то в 1377 г. сумма годового экспорта в Ирландию, Гасконь и Испанию дошла до 3220 кусков. При этом иностранные купцы вывезли 292,5 куска, а бристольцы — 2927,5 кусков. Конечно, это был удачный год, бывали цифры и ниже, но рост экспорта сукна — несомненен. Тем более, если иметь в виду, что экспорт всего королевства в середине XIV в. доходил до 5 тысяч кусков в год, а в 1390–91 гг. составил 7017 кусков.[12] В 1355–1360 гг. доля Бристоля в ежегодном экспорте английского сукна составляла 30% (в среднем 2550 кусков), а в 1365–1370 гг. выросла до 40% (в среднем 5151 кусок в год). Для сравнения можно сказать, что в 1353/54 гг. Ярмут экспортировал лишь 19 кусков, Гулль — 163, Бостон — 273, Лондон — 454, Саутгемптон — 785. Бристоль же в этом году отправил за границу 1511 кусков. Рост производства шерстяных тканей был связан с изменениями, происходившими в организации бристольского ремесла, о чем речь пойдет ниже. Правда, нужно отметить, что Бристоль экспортировал и сукно, произведенное в других городах и местечках. У Чайлдз, ссылаясь на лицензии XIV–XV вв., отмечает, что город экспортировал сукна из Эксетера, Бриджуотера, Тонтона, Барнстапла, Уэльса, Саутгемптона, Ирландии.

Хотя Фландрия не была постоянным торговым партнером Бристоля, но есть свидетельства, что в начале XIV в. бристольцы пытались продавать сукно в Брюгге. В муниципальных отчетах Брюгге за 1306–1307 гг. отмечена конфискация «семи кусков сукна, принадлежащих англичанам из Бристоля». К сожалению, причина конфискации не указана. Возможно, это было следствием протекционистской политики городских властей, защищавших своих производителей сукна от конкуренции, или связано с практикой репрессалий, поскольку Брюгге являлся крупным ярмарочным центром. Важно то, что бристольцы появлялись со своими товарами и во Фландрии.

Основными рынками сукна для Бристоля в XIV в. были Гасконь и Ирландия. Здесь бристольские купцы торговали беспошлинно, поскольку эти страны считались владениями английского короля, а торговцы города пользовались большими привилегиями еще со времен Генриха II. Правда, иногда привилегии нарушались. В конце XIV в. таможенники порта в Бристоле подали петицию лорду-канцлеру, в которой жаловались на то, что свидетельства об уплате пошлин на все виды сукна, которые они выдают, не принимаются в Корке, как это делается в Бордо и других владениях короля.

Гасконь как торговый партнер сохраняла лидерство несмотря на все сложности, связанные с войной. Конечно, военные действия мешали торговле, и во второй половине XIV в. экспорт Бристоля увеличивался не так стремительно, как в первой половине столетия. В 80-е гг. он был только на 3,5% больше, чем в 60-е, а в 90-е гг. лишь на 6,5%. Тем не менее, если сравнить количество экспортированного сукна в 1390—91 гг., то в Гасконь было вывезено 1941, в Португалию — 1866,5, а в Ирландию — 1161 кусков.[13]

Необходимо пояснить, каким образом среди главных рынков оказалась Португалия. После Гаскони и Ирландии основным импортером сукна была Испания. Но из-за того, что во время Столетней войны Испания выступала союзницей Франции, бристольские купцы оказались вынуждены торговать с ней через Португалию. Ее рынок был значительно меньше испанского и мог поглотить только небольшое количество сукна, остальная ткань уходила на более широкий кастильский рынок. Несмотря на пиратов, захваты кораблей и войны в самой Испании связи с ней в последней четверти XIV в. становились все более прочными. Испанский рынок поглощал от 1/4 до 1/3 всего экспорта Бристоля и от 3 до 9%, а в отдельные годы до 17% всего английского сукна. К XV в. доля Испании выросла до 58% этой статьи бристольского экспорта. Теперь бристольские корабли обычно были почти полностью загружены данным товаром. В последующее время продолжался, хотя и не в таком темпе, как прежде, рост экспорта сукна. Но к середине XV в. на первом месте в качестве экспортеров уже очевидно были Лондон и Саутгемптон. В 1440–50 гг. средний ежегодный экспорт Бристоля был 5109, а у Лондона и Саутгемптона соответственно 19200 и 9950 кусков.

К концу XV в. Бристоль начал восстанавливать свои позиции крупнейшего порта Англии. Конечно, Лондон был вне конкуренции, но в связи с упадком итальянской торговли Саутгемптон вновь уступил лидерство среди провинциальных портов Бристолю.

Кроме перечисленных товаров, которые занимали ведущее место в экспорте города, Бристоль, безусловно, вывозил и многое другое. Из таможенных отчетов и торговых лицензий видно, что бристольские купцы экспортировали некоторое количество шкур. Например, в XIV в. уже упоминавшиеся Уильям Кэнинджес и Джон Барстапл получили лицензии на отгрузку шкур в Кале. В Ирландию Бристоль вывозил необработанное железо в виде брусков, стержней и полос, соль, тонкое английское сукно, выделанные кожи. Роберт Стерми в 1446 г. наряду с шерстью получил разрешение вывезти 100 кусков олова в Пизу. В большинстве лицензий конкретно упоминаются только рыба, сукно, зерно, все же остальное определяется как «другие товары» или «любые товары, исключая стапельные», и можно только предполагать, что вез корабль, отправлявшийся в Ирландию за шкурами или в Исландию за рыбой.

Когда речь идет о внешней торговле, то естественно задаться вопросом — кто играл ведущую роль в ней: отечественные или иностранные торговцы? Прежде чем характеризовать позиции иностранцев в бристольской торговле, остановимся на том, кто понимался в XIV–XV вв. под иностранцем, чужеземцем, чужим и так далее. В документах встречаются разные термины, обозначающие чужаков, причем со временем содержание могло меняться. Выделим следующие категории — “alien”, “estraunge” (“extraneus”, “straungiers”), “denizen”.

Когда рассматривалась торговля на городском рынке, то речь уже шла об ограничениях, которые накладывались на чужеземцев. Как и в XIII в., в первой половине XIV в. горожане не делали различия между чужими, прибывшими из-за моря, и просто теми, кто не являлся бюргером определенного города. И те, и другие уравнивались в своих правах. В постановлении бристольского городского совета о вайде от 1351 г. совершенно определенно сказано, что ни иностранец, ни чужой (“alien ne estraunge”) не могут торговать в городе вайдой, если не заплатят пошлину. Но если для рассмотрения внутригородской торговли вполне достаточно знать, что иностранцы и просто чужие подвергались одинаковым ограничениям, то для выяснения вопроса о преобладании во внешней торговле английских или иностранных купцов необходимо четко представлять, кто имеется в виду в том или ином документе, когда речь идет о разных категориях «чужих».

Попытаемся разобраться в этом. Терминами “aliens” и “foreins”, совершенно очевидно, обозначались иностранцы. Данные понятия не применялись к англичанам, прибывшим просто из какого-то другого места. Гораздо сложнее выяснить, кто в конкретном случае имеется в виду под “estraunge” (чужой). В XIV в. понятием “estraunge” часто определялись жители округи, не пользовавшиеся правами бюргеров. Например, в постановлении суконщиков 1379 г. сказано, что «ни один горожанин не продаст кусок или половину куска сукна чужому (estraungez), пришедшему в город в четверг или в пятницу». Так же понимается “strangers” в постановлении дубильщиков от 1415 г., в котором сказано, что члены гильдии не должны дубить «какие-либо кожи чужих в округе». В постановлении сукновалов, составленном между 1414 и 1425 гг., упоминаются подмастерья-“estraunge” как просто не являющиеся жителями Бристоля, т.е. чужие, но не иностранцы. Иностранцы — “aliens” (“allions”, “foreins”) — совершенно определенно противопоставляются англичанам, а не только бристольцам. Это видно из постановления бондарей 1439 г.