Читать книгу "Вот я - Джонатан Сафран Фоер"

Джейкоб сплел пальцы с пальцами Джулии.

Шахматная хрестоматия появилась в XVI веке и к середине XX занимала все помещение библиотеки Московского шахматного клуба — сотни коробок, заполненных карточками, на которых записаны все когда-либо сыгранные профессионалами партии. В 1980-е книгу шахмат оцифровали — и многие увидели в этом событии предвестье конца игры шахматы, даже если к этому концу никогда и не придут. Это был рубеж, теперь шахматисты перед матчем имеют возможность изучить историю игр друг друга: как соперник вел себя в тех или иных ситуациях, в чем он силен, а в чем слаб, чего от него следует ждать.

Доступ к хрестоматии целые фрагменты шахматных партий уподобил шашкам — заученные идеальные последовательности ходов, особенно начальных. От шестнадцати до двадцати первых ходов можно отщелкать прямо "с листа". И при этом за редчайшим исключением в каждой шахматной партии возникает "новелла" — расположение фигур, которого еще никто не видел в истории Вселенной. В нотации шахматной партии следующий ход будет помечен как "не из книги". И противники остаются один на один, без истории, без мертвых путеводных звезд.

В отель Джейкоб с Джулией прибыли в момент, когда солнце опускалось за горизонт, как и десять лет назад.

— Немного сбрось скорость, — попросила Джулия, когда до цели оставалось минут двадцать. Джейкоб подумал, что ей хочется дослушать подкаст, и это его тронуло, но она хотела, чтобы приезд получился таким же, как в прошлый раз, и это бы тронуло его, если бы он понял.

Заехав на парковочное место немного не до конца, Джейкоб оставил машину на нейтральной скорости. Он выключил стерео и долго смотрел на Джулию, свою жену. Вращение Земли увело Солнце за горизонт, а оставшееся пространство парковки — под дно машины. Стало темно: десятилетие заката.

— Ничего не изменилось, — сказал Джейкоб, проводя рукой по ограде, сложенной из камня, пока они шагали по мшистой дорожке ко входу. Джейкоб гадал, как и десять лет назад, как ухитряются класть такие стены.

— Я помню все, кроме нас, — заметила Джулия с отчетливым смешком.

Они зарегистрировались, но прежде чем нести в номер вещи, подошли к камину и опустились в отрубающие все чувства кожаные кресла, которых не помнили, но после уж вспоминали то и дело.

— Что мы пили, когда сидели тут в прошлый раз? — спросил Джейкоб.

— Я-то помню, — ответила Джулия, — потому что меня тогда очень удивил твой выбор. — Розовое.

Джейкоб, весело хохотнув, спросил:

— А что такого в розовом?

— Ничего, — рассмеялась Джулия, — просто это было неожиданно.

Они заказали два бокала розового.

Они пытались вспомнить о первом приезде все до мельчайших деталей: кто в чем был (какая одежда, какие украшения), что и когда говорилось, какая играла музыка (если она была), что шло по телевизору над баром самообслуживания, какие дополнительные закуски подавали, какие анекдоты рассказывал Джейкоб, стараясь произвести на нее впечатление, какими пытался увести разговор в сторону, когда о чем-то не хотел говорить, что думали они, кто набрался храбрости подтолкнуть недавних молодоженов на невидимый мост между местом, где они находились (и где было волнующе, но ненадежно) и где хотели оказаться (там и волнующе и надежно), над бездной столь многих возможных бед.

Гладя грубо вытесанные перила, они поднялись в столовую, где их ждал ужин при свечах, приготовленный почти полностью из продуктов, выращенных тут же, при отеле.

— Кажется, как раз в этой поездке я объяснял, почему не складываю очки, а оставляю их на тумбочке у кровати.

— Кажется, да.

— Еще по бокалу розового.

— Помнишь, ты вышла из ванной и минут двадцать не могла заметить записку, которую я начертил в масле у тебя на тарелке?

— "Мои помаслы о тебе".

— Ага. Тупейшая шутка. Прости за то.

— Если бы мы сидели ближе к огню, ты бы, может, и спасся.

— Ну да, трудно толковать лужицу. А, ладно. В другой раз мой "замасел" будет получше.

— Другой раз — это сейчас, — сказала Джулия, с намеком и с призывом.

— Что ж, мне теперь сбивать сливки? — И подмигнул: — Сбивать?

— Да, я поняла.

— Твоя мягкость сделает честь любому маслу.

— Так скажи мне что-нибудь хорошее.

— Я знаю, что ты думаешь: масляные шуточки, молочные!

Это вызвало смешок. Джулия неосознанно попыталась скрыть желание рассмеяться (не от Джейкоба, а от себя), и неожиданно ей захотелось привстать через стол и коснуться его.

— Что? Не справляюсь?

Еще смешок.

— Масло предшествует эссенции.

— Вот тут не поняла. А что скажешь, не перейти ли нам к шуткам про хлеб? Или, может, даже к диалогу?

— Выдоил досуха?

— Пощади, Джейкоб.

— Да я просто квашу!

— Вот это лучшая из всех. Определенно на ней-то и надо остановиться.

— Ну, чтобы развеять всю это молочницу: я ведь самый веселый парень из всех, кого ты встречала в жизни?

— Только потому, что Бенджи еще не парень, — ответила Джулия, но его всепоглощающая спешка и всепоглощающая потребность быть любимым подняли в ней волны любви, уносящей в океан.

— Людей убивает не оружие, людей убивают другие люди. Тостеры не жарят тосты, жар жарит тосты.

— Тостеры жарят хлеб.

— Кефир-циент погрешности невелик!

Что, если она даст ему сполна ту любовь, которая ему нужна и которую ей необходимо отдать, если она скажет: "От твоего ума мне хочется тебя касаться?"

Что, если он смог бы удачно отшутиться или, еще лучше, промолчать?

Еще бокал розового.

— Ты украл часы с комода! Я внезапно вспомнила!

— Я не крал часов.

— Крал, — сказала Джулия, — это точно ты.

Единственный раз в жизни он изобразил голос Никсона:

— Я не жулик!

— Ну, ты определенно им был. Там лежала мелкая грошовая чепуховина. После того как мы кончили. Ты подошел к комоду, остановил часы и сунул их в карман пиджака.

— Зачем мне это понадобилось?

— Ну, наверное, должно было показаться романтичным? Или смешным? Или ты пытался предъявить мне свидетельство своей непредсказуемости? Я не знаю. Вернись туда и спроси себя.

— Ты точно меня вспоминаешь? А не другого какого-то парня? Другую романтическую ночь в отеле?

— Никогда не было у меня романтической ночи в отеле с кем-то еще, — сказала Джулия то, что не нужно было говорить и не было правдой, но ей хотелось угодить Джейкобу, в этот момент — особенно. Ни он, ни она не знали, сделав лишь несколько шагов по невидимому мосту, что мост никогда не кончится, что весь остаток их совместной жизни каждый шаг к доверию будет требовать следующего шага к доверию. В тот момент ей хотелось угодить Джейкобу, но так будет не всегда.