Читать книгу "Зеленая лампа - Лидия Либединская"

Первый учебный год завершился благополучно: нам выдали табели с отметками, и я очень гордилась, что по чтению и письму у меня в табеле значилось «отл», что означало отлично, а вот по арифметике красовалось «уд», то есть удовлетворительно. Это «уд», будь то арифметика, алгебра, геометрия или тригонометрия, сопровождало меня все школьные годы, иногда сменяясь на «пл» или «оч. пл», что и вправду было очень плохо, так как чревато было репетиторами и переэкзаменовками.

Итак, первый год завершился благополучно. А вот в следующем году нас постигли искания и новаторства. На уроках появлялись незнакомые люди, они приносили с собой кипу листков с чертежами или рисунками, которые мы должны были дорисовывать по своему усмотрению. Этих незнакомых людей называли педологи. Они тщательно собирали у нас свои листочки, на следующий день приходили снова, и мы опять что-то дорисовывали или дописывали. А когда эксперимент был окончен, вдруг пришло распоряжение свыше, из Наркомпроса, и как я теперь понимаю, к ужасу старых учителей, разбить группы, то есть классы, на сильных, средних и слабых учеников.

Мы, дети, тоже были озадачены этим распоряжением, так как все четыре вторых класса перетасовывались и приходилось расставаться с подружками и друзьями. Я попала в «сильную» группу, а это означало, что я должна была покинуть Дору Марковну, нашего групповода, как ее называли. Она осталась работать со «средними», а нашим групповодом стала Нина Ивановна.

«Сильная группа» заканчивала учебный год, то есть второй класс, 1 марта, «средняя», как обычно, 1 июня, а «слабые» 1 ноября следующего учебного года.

1 марта состоялось торжественное собрание в физкультурном зале, где нам объявили, что отныне мы уже ученики третьей группы «А», и если и впредь будем учиться хорошо, то к Новому году станем учениками четвертой группы.

Однако, к нашему счастью, эксперимент себя, видимо, не оправдал и осенью мы как ни в чем не бывало начали заниматься нормально.

Но тут на нас обрушилось еще одно новшество: так называемый бригадный метод. Всю нашу третью «А» группу разбили на бригады по семь человек, мы сами выбрали себе бригадира – отличника Шуру Либмана. Он должен был отвечать за нас всех. Отвечать в буквальном смысле этого слова. Каждый из нас, членов бригады, мог спокойно бездельничать, так как нас никто не спрашивал и даже к доске не вызывал. Отвечал только Шурик, всегда на отлично, и его отлично механически переползало в наши табели! То-то была жизнь!

Но когда через несколько месяцев бригадный метод был отменен, выяснилось, что девяносто процентов группы не знает ничего! Весь курс четвертого класса пришлось начинать с ноля… Однако наши мудрые учителя на удивление быстро с нами справились. Искания, что поделаешь?!

14

Впрочем, «искания» происходили не только в педагогике. Они проникали во все сферы обыденной жизни. Помню, как шли мы с мамой по Столешникову переулку к знаменитому фотографу-художнику Напельбауму. Его фотоателье находилось на углу Петровки и Кузнецкого Моста. Едва дойдя до Петровки, мама в недоумении остановилась: по первому тротуару все пешеходы двигались в одну сторону – от Театральной площади к Бульварному кольцу, а по левому – в противоположном направлении, от Бульварного кольца к центру. Если кто-то пытался нарушить это странное шествие и пойти против потока, к нему немедленно подходил милиционер с маленькой книжечкой в руках, брал штраф, вручая взамен заранее заготовленную квитанцию, ссылаясь на постановление Моссовета, и вежливо предупреждал, что отныне так будет на всех главных улицах Москвы.

Странное и жутковатое это было зрелище!

К счастью, нашлись умные люди и отменили вскоре это странное нововведение…

Однажды утром отец, как всегда за завтраком просматривающий утренние газеты, уже собирался налить себе кофе, как, взглянув на чашку, вдруг отложил газету и с недоумением спросил бабушку:

– Что это?

– Кто-кто, а вы, Борис, должны были бы знать, что страна вступила на путь индустриализации! – высокомерно ответила бабушка.

Конечно же, отец, который принимал участие в разработке первого пятилетнего плана, прекрасно знал, на какой путь вступила страна, но чашки… У чашек этих, которые мама вчера принесла из «распределителя», не было плоского донышка, и они покачивались и крутились на блюдцах, как ваньки-встаньки, расплескивая содержимое и обжигая руки. Зато на них были изображены трактора и шестеренки на фоне фабричных силуэтов и дымящих труб. У меня эти чашки вызывали патриотический восторг. Но, кажется, только у меня.

Во время диалога между отцом и бабушкой в дверь постучали, и в комнату вошла соседка, став невольной свидетельницей происходящего. Оглядев чашки, она глубоко вздохнула и грустно сказала:

– Чтоб у них жизнь была такая, как эти чашки на блюдечках!

В школе «искания» тоже продолжались, только теперь уже в сфере нашего патриотического воспитания, – нас изо всех сил старались приобщить к общественной деятельности. Лозунг «Знания – всем» коснулся и нас. При школе были организованы кружки ликбеза для окрестного населения, и каждый из учеников должен был записать в такой кружок хоть одного неграмотного жителя.

Хотя в наших коммуналках такие, несомненно, были, но все мои старания приобщить их к светлому миру знаний ни к чему не приводили. Люди эти в основном пожилые, и кто-то ссылался на плохое здоровье, на занятость, кто-то говорил, что внучка не на кого оставить. Короче, никто у меня в кружок не записался.

Я впала в отчаяние: как смогу я, октябренок, признаться в школе, что не смогла выполнить столь ответственное поручение?! Кто-то должен был меня выручить… Но кто? Конечно же, бабушка!

Я достала чистый лист бумаги, крупными буквами написала имя, отчество и фамилию бабушки и попросила ее расписаться или хотя бы поставить крестик, как расписывались неграмотные.

Бабушка пристально взглянула на меня сквозь стеклышки пенсне, и в ее карих, всегда таких ласковых глазах засветились недобрые огоньки.

– Что это должно означать? – сурово спросила она.

– Понимаешь, каждое третье и восьмое число в восемь вечера ты будешь ходить к нам в школу, в кружок ликбеза, ну, ликвидации безграмотности… – пролепетала я, чуя недоброе.

– Я?!! – в гневе воскликнула бабушка. – Я владею иностранными языками – тремя! Я знаю латынь и греческий в пределах гимназического курса! Я окончила с золотой медалью Тифлисское заведение Святой Нины! Да знаешь ли ты, что еще гимназисткой я послала свои стихи замечательному поэту К. Р. И они ему очень понравились и он не только ответил мне, но и прислал свою книгу?! И ты записываешь меня в какой-то ликбез?! – У бабушки от обиды даже слезы на глазах выступили.

Но я, заливаясь громким ревом, продолжала настаивать на своем. Бабушка была непреклонна. Это была наша первая и, пожалуй, единственная серьезная ссора.

– Я не желаю с тобой больше разговаривать! – грозно проговорила она и вышла из комнаты, повергнув меня в беспредельное отчаяние.