Читать книгу "Поколение Х - Дуглас Коупленд"

Надеюсь, я довольно любезно улыбался, но, схватив брюки, на ходу к лифту лепетал какие-то извинения, застегивая пуговицы рубашки и непрерывно кланяясь смущенной аудитории в лице мистера Такамити, который ковылял за мной, издавая старческие звуки. Может, он думал, что меня взволновала эта фотография, лестные отзывы, а может даже, что от вида Мэрилин я возбудился, но, полагаю, непочтительности он не ожидал. Бедняга.

Однако что сделано, то сделано. Искренних порывов нечего стыдиться. Тяжело дыша, словно только что нанес оскорбление этому дому, я бежал, даже не забрав вещи – прямо как ты, Дег, – и тем же вечером собрал чемоданы. В самолете на следующий день мне снова вспомнился Рильке:

Только одинокий человек может жить по основным законам, и если он видит и утро, которое всего лишь начало, и вечер, когда уже все совершилось, если осознает жизнь целиком, то происходящее теряет власть над ним, и он, хотя и находится в самой гуще событий, становится свободным, как свободен мертвец.

Спустя два дня я снова был в Орегоне, в Новом Свете, дышал более разряженным воздухом, но все равно понимал, что здесь для меня слишком много истории. Что для жизни мне нужно меньше. Меньше прошлого.

Итак, я приехал сюда – дышать пылью, гулять с собаками, смотреть на скалы или кактусы и считать, что я – первый из людей, кто все это видит. И попытаться прочесть письмо внутри себя.

31 декабря 1999 года

Для сведения: как и в случае со мной, Дег и Клэр не влюбились друг в друга. Думается, они избежали тривиальности. Вместо этого они стали друзьями что, надо сказать, упрощает жизнь.

Как-то месяцев восемь назад на выходные из Лос-Анд желеса приехал целый выводок Бакстеров, в прикидах неоновых цветов, с кармана ми-клапанами, патронташными ремнями, на молниях (эдакий коротенький подростковый видеоклип), чтобы выпытать правду о наших отношениях с Клэр. Я помню, как ее братец Аллан, колледжский мальчик, сообщил мне на кухне (Клэр и остальные сидели у моего камина), что в этот момент еще один родственничек в бунгало Клэр проверяет постельное белье на предмет чужих волос. Что за ужасная, пронырливая, жеманная семейка, даже несмотря на всю их «крутизну»; не удивительно, что Клэр сбежала от них. «Да ладно, Старая Дева, – не унимался Аллан. – Парни с девушками просто так дружить не могут».

Я коснулся этого потому, что заметил: слушая мою японскую историю, Клэр гладила Дегу шею, и жест этот был чисто платоническим. А когда я закончил, она захлопала в ладоши, сказала Дегу, что настал его черед, а затем подошла и села передо мной, чтобы теперь уже я помассировал ей спину – и тоже чисто платонически. Все просто.

* * *

– Моя история о конце света, – произносит Дег, допивая остатки чая со льдом (кубики льда давно растаяли). Он снимает рубашку, открывая хилую грудь, закуривает еще одну сигарету с фильтром и нервно откашливается.

Конец света – лейтмотив сказочек Дега, любовно детализированные и поведанные бесстрастным голосом повествования, эсхатологические отчеты из серии «Вы – очевидец» о том, что такое ядерная бомбардировка. Итак, без лишних выкрутасов, он начинает:

– Представьте, что вы стоите в очереди в супермаркете, скажем, в супермаркете «Вонс» на углу бульвара Сансет и Таквиц (теоретически это может быть любой супермаркет, в любой точке мира), вы в отвратительном настроении, потому что по дороге в машине поссорились с лучшим другом. Ссора началась с дорожного знака «Внимание! Олени – 2 мили», и вы сказали: «Ну да, так мы и поверили, что здесь остался хоть один олень», что заставляет вашего лучшего друга, сидящего рядом и просматривающего ящичек с кассетами, вжаться в сиденье.

СМЕЯТЬСЯ ПОСЛЕДНИМ:

приятное занятие представлять себя последним живым человеком на Земле. «Я бы поднялся на вертолете и разбомбил бы местный гриль-бар, сбрасывая на него микроволновые печи».

Вы чувствуете, что он задет за живое; это забавно, и вы продолжаете в том же духе: «Если уж на то пошло, – говорите вы, – сейчас и птиц-то меньше, чем прежде. И знаешь, что я слышал? На Карибах не осталось ракушек – все схапали туристы. А тебе не приходило в голову, что, когда возвращаешься самолетом из Европы, есть нечто извращенное в том, чтобы покупать фотокамеры, виски и сигареты в безвоздушном пространстве, в пяти милях над Гренландией?»

Тут ваш друг взрывается, называет вас «настоящим бараном» и говорит: «Какого черта ты такой скептик? Тебе во всем надо видеть только лишь такое, что даст повод похныкать?»

Я (в ответ): «Скептик? Это я-то? Мне кажется, я скорее реально смотрю на вещи. Хочешь сказать: мы едем сюда из Л.A. и всю дорогу видим, может, десять тысяч квадратных километров торговых центров, и у тебя не возникает ни малейшего подозрения, что что-то где-то поехало совсем-совсем не туда?»

Спор, разумеется, ни к чему не приводит. Так всегда бывает с подобными спорами, ну, может, вас обвинят в старомодном нигилизме. В результате в «Вонсе» в кассу номер три вы стоите в очереди в одиночестве, с упаковками еды и брикетами топлива для вечерних барбекю, живот подводит от дикой обиды, а лучший друг, подчеркнуто вас игнорируя, сидит в машине и угрюмо слушает АМ-радио, транслирующее музон из Кафедрал-Сити на долину.

Но одновременно какая-то часть вашего существа приходит в восторг от содержимого тележки на-чей-угодно-взгляд-весьма-упитанного человека, стоящего перед вами в очереди.

Бог мой, чего тут только нет! Большие пластиковые бутылки с диетической колой, сливочно-ромовые пироги в жестянках для выпечки в микроволновке (сэкономят вам десять минут; и десять миллионов лет эти жестянки пролежат в могильниках отходов округа Риверсайд) и галлоны, галлоны соуса к спагетти в бутылках… да, от такой диеты, должно быть, у всей его семьи запор; а ну-ка – что это у него там на шее, не зоб? «Господи, как подешевело молоко», – говоришь ты сам себе, разглядев ценник на одной из его бутылочек. И тут тебя настигает сладкий вишневый запах от рядов жвачки и нечитаных журналов, дешевых и зазывающих, разложенных на полках.

И тут вдруг – перепад напряжения в сети.

ПЛАТОНИЧЕСКАЯ ДРУЖБА:

дружба с представителем противоположного пола, лишенная сексуальности.

Свет вспыхивает, приходит в норму, тускнеет, гаснет. Затем стихает музыка, но нарастает шум голосов – как в кинотеатре, когда прерывается фильм. Люди устремляются в ряд номер семь за свечами.

Возле выхода старик раздраженно пытается пробить своей тележкой несрабатывающие раздвижные двери. Служащий втолковывает ему, что электричество отключилось. Через другой выход, где открытую дверь придерживает магазинная тележка, в магазин входит ваш лучший друг. «Радио вырубилось, – объявляет он. – И посмотри-ка… – сквозь уличные витрины мы вдруг замечаем многочисленные столбы дыма, двигающиеся в сторону Двадцать девятой морской базы Палм-Спрингс в долине, – что-то серьезное творится».