Читать книгу "Художники во Франции во время оккупации. Ван Донген, Пикассо, Утрилло, Майоль, Вламинк... - Вернер Ланге"

Удивительно, но она пришла не одна, а с маленьким Бобби — ребенком, который остался у Андре в результате связи с Раймондой, его моделью. Этот факт показывал, что она была доброй девушкой, ибо отношения между Андре и Раймондой нарушили покой в доме Дерена.

Обосновавшись с Алисой в деревне, Дерен использовал мастерскую в Париже напротив Люксембургского сада (на улице Асса, 112). Он мог там спокойно работать, а также заниматься малышом. Я часто туда ходил. Он выделил себе угол, украшенный провинциальным пейзажем, который напоминал ему времена фовизма, небольшими натюрмортами, статуями из железа и терракоты (скульптурные поиски его некогда сильно занимали). В остальном мастерская принадлежала Бобби. Малыш имел в своем распоряжении большой и красивый театр марионеток, ящики, наполненные куклами. Дерен сам одевал кукол и лепил им головы. Бобби любил забавляться с этим театром к великой радости своего отца.

Зная Алису как добрую девушку, я не мог себе представить ее терроризирующей Андре, который стал очень уязвим после обвинений в коллаборационизме. Она посмела, например, устраивать ему чудовищные скандалы под предлогом того, что он тратит ее деньги, хотя сама не заработала ни су. К несчастью для Андре они были женаты с условием общего права на имущество. Эти непрекращающиеся перебранки были настолько мучительны, что привели Дерена к помрачению рассудка. Наконец, «малышка» захватила все имущество Дерена. При участии предвзятого судьи, конечно. Дерен не был больше у себя дома и не имел права ничего трогать. Даже свои кисти! Ужасная ситуация.

Вскоре после этого поистине скандального захвата дома несчастного Дерена сбил грузовик. Это случилось в 1954 году.

В соответствии с волей Алисы погребение прошло с участием небольшого числа приглашенных и осталось незамеченным.

После поездки

Через несколько дней после возвращения из Германии я нанес визит Андре Дерену. У меня не было никаких особенных дел к нему, мне просто хотелось услышать его впечатления. «Это было долго, очень долго, — сказал мне он. — И все бегом. Мой сын был в восторге от игрушек, которые я ему привез из Нюрнберга, а если он счастлив, я счастлив тоже. Вот так!»

Возвращение из Германии. Восточный вокзал. На первом плане слева направо: Деспьё (второй, держит руки в карманах), Фриез, Вламинк, Ван Донген (с седой бородой), и, крайний справа, лейтенант Люхт (в кожаном пальто). На втором плане, между Вламинком и Ван Донгеном, издатель Анри Фламмарион (Частная коллекция).

У меня не было необходимости посещать художников, участвовавших в поездке, ибо они сами приходили в мое бюро один за другим после возвращения, причем не с пустыми руками. Каждый нес свою картину, если не две или три. Кто-то им внушил, что надо отблагодарить доктора Геббельса за такое прекрасное путешествие. Вламинк пришел с очень красивой гуашью, изображающей голландский пейзаж. Сегонзак принес великолепный рисунок Прованса. Дерен извлек из своего ателье блестящий кровавого цвета портрет с изображением стоящей женщины. Неожиданно у меня в бюро оказалось собрание картин, которое заставило бы побледнеть от зависти искушенных коллекционеров! Очень представительное собрание, включающее лучшие образцы французского искусства того времени.

Эти шедевры были беспорядочно свалены в моем бюро, по-другому не скажешь, когда Рене д’Укерманн[50] пришел меня навестить в связи с трудностями в его редакции.

Пораженный увиденным, Рене сказал, что этому великолепному собранию шедевров недостает красивого обрамления: нарядных и дорогих рам. Он любезно предложил мне воспользоваться услугами издательства «Фламмарион» для оформления коллекции. Я был счастлив, поскольку мог избавиться от этого бремени, и принял предложение с радостью еще и потому, что знал: все будет сделано на самом высоком уровне. «Фламмарион» был очень хорошим издательским домом.

Подарков были столько, что для их перемещения в дом № 26 на улице Расина[51] потребовалось совершить множество поездок на автомобиле.

Больше я этим не занимался, а через некоторое время должен был покинуть Париж. Я часто мысленно возвращался к этой истории, надеясь, что подарки, так наивно предложенные Геббельсу, не были использованы как улики в обвинительном процессе, которому подверглись все эти великие художники после войны.

Честно говоря, не знаю, что стало с теми произведениями.

Ля Турийер

В субботу утром, в день наплыва посетителей в бюро, я услышал в коридоре крики. Голос орущего был знаком всем: это был Вламинк, ругающий последними словами служащего бюро, молодого и педантичного француза.

«Какой-то идиот!» было самым умеренным выражением. Вот что произошло. Приехав в Париж повидать Меттея[52], Вламинк поднялся на шестой этаж, только чтобы поздороваться со мной, а бедный паренек, сидящий на входе, попросил его заполнить анкету посетителя. В принципе, просьба не содержала ничего обидного, но ведь речь шла о такой знаменитости, как Вламинк...

«Вот видите, — сказал мне он, упав в кресло, — Париж непригоден для жизни! Это ад. Слишком шумно. Невозможно разговаривать. У меня тишина. Приезжайте в Турийер, вся семья вас ждет».

Будучи совершенно счастлив, получив это любезное приглашение, я позвонил Вламинкам, чтобы объявить

О своем приезде на следующей неделе. Вламинк был в ужасе от «новомодных штук», он никогда не снимал сам телефонную трубку. Его супруга Берта подробно объяснила, как доехать до Вернея. Их дочь Эдвига, сказала она, будет ждать меня на вокзале.

Несмотря на множество пересадок, путешествие было не очень долгим. Эдвига ждала меня на машине.

Мы поехали сначала искать Годелин, ее сестру, которая делала покупки. Потом девушкам очень захотелось остановиться выпить стаканчик со своими друзьями. У меня не было другого выбора, кроме как следовать за ними. Все эти проволочки должны были немало разозлить Вламинка. Он ждал нас, стоя во дворе. Едва мы приехали, он повел нас садиться за стол. Мне было известно, что Вламинк — большой любитель поесть, но я не знал, что чувство голода приводило его в плохое настроение. Берта объяснила мне это позже. Итак, мы прошли без промедления в столовую, почти полностью занятую длинным столом и такими же длинными скамьями по обе стороны от него.

Чувствуя себя виноватыми из-за опоздания, девушки очень быстро сели за стол. Надо сказать, что на столе было множество горшочков с деликатесными паштетами и огромный кусок мяса, один вид которого был невероятен в то время.