Читать книгу "Денис Давыдов - Александр Бондаренко"

Как известно, Александр I был самолюбив и злопамятен. Он даже Наполеону не простил намека на свою причастность к отцеубийству! Когда Бонапарт получил возмущенное послание русского императора по поводу захвата и расстрела герцога Энгиенского{30}, он отвечал, что если бы царь поступил таким же образом в отношении убийц своего родителя, то он лично не имел бы никаких претензий… Считается, что именно это письмо, написанное, кстати, коварным Талейраном{31}, сделало Александра Павловича непримиримым врагом Наполеона.

Однако с поручиком государь сводить счеты не стал, хотя мог бы отправить Давыдова тем же чином в какой-нибудь Кавказский полк, как потом поступит его брат Николай I с лейб-гусарским корнетом Лермонтовым за стих «Смерть поэта», никоим образом, кстати, его самого не затрагивавший. Но Александр Павлович действительно был либерал и просто убрал Дениса с глаз долой, ничем его более не наказывая, — даже сохранил ему тот же класс по Табели о рангах{32}.

* * *

Пройдет чуть больше двадцати лет, и 14 декабря 1825 года произойдет восстание на Сенатской площади. Причастными к мятежу окажутся 22 офицера, которые тогда или ранее служили или числились в Кавалергардском полку — самом привилегированном, самом близком к престолу. Подобного числа «мятежников» не оказалось больше ни в одной из частей гвардии… Среди этих офицеров были самые старшие по возрасту декабристы — генерал-майоры Михаил Орлов и князь Сергей Волконский, подполковник Михаил Лунин. Лунин — 1787 года рождения, оба генерала — 1788-го.

Давыдов был немногим их старше, и так получилось, что в полку они не встретились, хотя впоследствии Орлов стал одним из ближайших его друзей, да и многих других кавалергардов-декабристов Давыдов знал. Но он был исключен из полка в 1804 году, тогда как Лунин и Орлов поступили туда в начале 1805 года, а князь Волконский — сразу после Аустерлица…

Впрочем, Аустерлиц был впереди, Кавалергардский полк и Санкт-Петербург остались в прошлом, а путь нашего героя лежал в Звенигородку, город Киевской губернии, в окрестностях которого квартировал Белорусский гусарский полк.

Глава третья

«Докажи, что ты гусар». 1804–1807

Гусары, братцы, удальцы, Рубаки, — черт мою взял душу! Я с вами, братцы, молодцы, Я с вами черта не потрушу! Лишь только дайте мне стакан, Позвольте выпить по порядку, Тогда, лоханка — океан! Француза по щеке, как блядку. ……………

Набросок стихотворения, приписываемого Денису Давыдову

«Если хочешь быть красивым — поступи в гусары», — саркастически рекомендовал легендарный Козьма Прутков. Между тем другая его фраза, гораздо более жизненная, известна намного меньше: «Не каждому человеку и гусарский мундир к лицу».

Известно, гусары и всё, что с ними связано, занимают в общественном сознании особенное место, и в этом отношении с ними не может сравниться ни один из видов кавалерии, тем более — пехоты. Разве что заметят у кого-то «гренадерский рост»… Но вот скажут: «Это гусар!» — и ничего более объяснять не надо. Если же, допустим, командование обвинит молодых офицеров в «гусарстве», то ясно, что без «оргвыводов» не обойтись…

В те далекие времена бытовал даже такой позабытый ныне глагол: «гусарить». «Гусарить — молодцевать из похвальбы, франтить молодечеством. Гусаристый — кто гусарит, молодцует хватскими приемами»[73]. Как сказано!

А ведь «создание» этого образа начинал именно наш герой, из-под талантливого пера которого вышли первые стихи «гусарской темы». Самым ранним из них стало написанное в 1804 году «Бурцову. Призывание на пунш»:

…Он гусар и не пускает Мишурою пыль в глаза; У него, брат, заменяет Все диваны — куль овса. Нет курильниц, может статься, Зато трубка с табаком; Нет картин, да заменятся Ташкой с царским вензелём!

Восхитительная картинка гусарского быта! Или даже бытия? Она вдохновила многих поэтов, равно как и эпигонов-рифмоплетов, на создание собственных гусарских стихов, а потому в русской поэзии разного рода «гусаров» насчитывается не меньше эскадрона. Образцы «творчества» вторых мы приводить не будем, а вот из первых широко известны и пушкинский «Гусар»:

Скребницей чистил он коня, А сам ворчал, сердясь не в меру: «Занес же вражий дух меня На распроклятую квартеру! Здесь человека берегут, Как на турецкой перестрелке, Насилу щей пустых дадут, А уж не думай о горелке…»[74]

…и лермонтовский:

Гусар! ты весел и беспечен, Надев свой красный доломан; Но знай — покой души не вечен, И счастье на земле — туман! Крутя лениво ус задорный, Ты вспоминаешь стук пиров; Но берегися думы черной, — Она черней твоих усов…[75]

Не сравнивая стихи в литературном плане, скажем несколько слов про их героев: у Лермонтова — это офицер лейб-гвардии Гусарского полка, что определяется по красному доломану и серому коню; у Пушкина — нижний чин армейского полка. Стихотворения написаны почти в одно время: Лермонтовым — в конце 1832 года, Пушкиным — в начале 1833-го… Оба поэтических гусара — и гвардейский офицер, и армейский солдат — являются образами по-своему романтическими, каждый на своем, судьбой определенном, уровне. У офицера — несчастная любовь, у солдата — какая-то чертовщина! Словом, у обоих сплошная гусарщина!

Впрочем, откуда взялась она, эта самая «гусарщина»? Чем таким особенным, кроме роскошного обмундирования (в Российской императорской армии только у гусар каждому полку были присвоены свои особые цвета мундиров), отличались эти воины легкой кавалерии? Желающих получить подробный ответ мы адресуем к прекрасной книге Аллы Бегуновой «Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I»[76], а сами скажем о главном: все упиралось в боевые задачи, гусарами решаемые, и, соответственно, в способы их выполнения. Изначально, в XVIII столетии, иррегулярные гусарские полки и эскадроны несли пограничную службу; затем, в многочисленных войнах первой четверти XIX века, выполняли задачи разведки и охраны, совершали рейды и набеги на тылы и коммуникации противника, а в 1812 году входили в состав «летучих» партизанских отрядов, действовавших в неприятельском тылу. В отличие, к примеру, от кирасир, выходивших на поле боя стройными сомкнутыми шеренгами и стремительным мощным ударом сокрушавших вражеские каре, гусары обычно действовали в рассыпном строю, небольшими группами, хотя, если надо, могли атаковать и в сомкнутом конном строю, «колено о колено». Все это требовало особой ловкости и смелости — точнее даже, беззаветной отваги, дерзости, смекалки, инициативы и предприимчивости, а также — прекрасной индивидуальной выучки, отличного владения конем и оружием. Отбор в гусары был особый, туда подходил далеко не каждый…