Читать книгу "Те же и Скунс-2 - Мария Семенова"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы это куда собрались?.. – изумился Снегирёв, войдя в комнату и обнаружив свою квартирную хозяйку в кофте и с тёплым платком в руках.
Та потупилась:
– К метро хочу прогуляться… Вы же понимаете, Алёша, сейчас такое творится…
– А вы Софочке позвоните, – предложил Алексей. – Он ведь от Софьи Марковны должен был ехать?
Тётя Фира замотала головой:
– Нет, Алёша, я не могу. Вы только представьте: я ей звоню, а она говорит, что давным-давно его проводила…
Снегирёв устало вздохнул.
– Ладно, тётя Фира, уговорили, – сказал он затем. – Фотография Монина у вас какая-нибудь есть?..
Насколько успела понять Эсфирь Самуиловна, её жилец был человек, что называется, с биографией. Весьма даже с биографией. И потому совершенно не имел склонности смеяться над её опасениями за Монину жизнь. А кроме того – посмотрев один раз на любую Монину фотографию, он безошибочно узнал бы его на улице. Вне зависимости от одежды, наличия или отсутствия очков, усов и так далее. Такой вот жилец. Тётя Фира скомкала пуховый платок и принялась беспомощно озираться…
И в это время на стене комнаты залился соловьиной трелью звонок. Старая женщина всплеснула руками, уронила платок и с молодой прытью бросилась в коридор – открывать дверь.
Моисею Львовичу Каплану – Монечке, о котором так долго говорили большевики, – было двадцать девять лет, и, несмотря на столь характерное «ф.и.о.», ничего библейского в его облике не наблюдалось. Монину внешность скорее следовало признать усреднённой. Назови русским – сойдёт. Назови евреем – тоже сойдёт.
С некоторой натяжкой.
– Тётя Фира, я тут вам пирожных купил, – сказал он, повесив в тамбуре длинное пальто и проходя в комнату. – Вы, кажется, такие любили? Белковые. А почему вы дома так тепло одеваетесь? Здесь очень дует, наверное?
Тёти-Фирина комната, являвшая собой фрагмент разгороженной некогда гигантской гостиной, имела архитектурную особенность – полукруглое окно размером в добрую половину стены. От него действительно иногда безбожно сквозило, и старая женщина успела перепугаться, не продует ли Монечку, но вовремя вспомнила, что ветер нынче дул северный, не попадавший в окно. Она растроганно взяла у гостя кондитерскую коробочку:
– Спасибо, хеяс майне[8], спасибо… – И щёлкнула выключателем пузатого электрочайника: – Сейчас чайку попьём, ты и согреешься. Надолго в Питер-то к нам?
Моня прошёлся по комнате, рассматривая породистую бытовую технику. Едва ли не единственным диссонансом среди дорогих фирменных устройств выглядел допотопный отечественный телевизор. Черно-белый «Вечер» был современником и свидетелем тёти-Фириной молодости, и поэтому она упорно отказывалась его заменить. Хотя жилец предлагал…
– У меня, – сказал Моня, – чисто деловая поездка. Завтра вечером – обратно в Москву. На «Стреле»…
– Монечка, деточка, ну так же нельзя!.. – снова испугалась Эсфирь Самуиловна. – Надо себя хоть немножко беречь!.. Рано или поздно такой режим начнёт сказываться на здоровье…
Моня пожал плечами:
– Что поделаешь, тётя Фира, бизнес. А почему вы третью чашку поставили? Вы ещё кого-нибудь ждёте?
– С нами Алёша чайку попьёт, – отозвалась она. И привычно окликнула: – Алёша! Идите чай пить!..
– Какой Алёша?.. – оглянулся Моня, и тётя Фира запоздало сообразила, что новость его не слишком обрадовала.
– Мой жилец… я ему комнатку… – растерянно и виновато выговорила она. – Он мне…
– Алексей, – бодро представился Снегирёв. Тёти-Фирин гость без большой охоты протянул руку:
– Миша…
– Алёша, осторожнее, у Монечки РУКИ!.. – поспешила предостеречь жильца Эсфирь Самуиловна.
И немедленно прикусила язык: если Монечка пожелал быть для него Мишей, значит, пускай так оно и будет, а её, старую безмозглую клизму, никто не просил болтать языком. Между тем Алексей, вняв предупреждению, со всей мыслимой осторожностью подержал Монину руку в своей и уселся за стол, на привычное место. Тётя Фира поспешно разрезала пирог и поставила блюдо посередине, рядом с пирожными:
– Вроде не совсем ещё остыл, кушайте, мальчики. Снегирёву повторять было не нужно – сразу ухватил румяный уголок и откусил половину:
– Вкусно-то как, тётя Фира…
Он был одет по-домашнему: в пузырящиеся на коленях тренировочные штаны и серую тенниску. Столичный житель Моня, в противоположность ему, не пожелал расстаться ни с галстуком («техасский» кожаный ремешок, застёгнутый металлической бляшкой), ни с пиджаком. Он поддел облюбованный кусок специальной лопаточкой, но увы! Пышное тесто слишком хорошо поднялось, кусок был поперёк себя толще, что в сочетании с рыхлой капустной начинкой делало всё сооружение весьма неустойчивым. Лопаточка же годилась только для транспортировки худосочных импортных кексов. …То есть, как говорят в таких случаях на Востоке, «ферфаллен ди ганце постройка». Дело не кончилось катастрофой только потому, что многоопытная тётя Фира успела схватить тарелочку и поймать ею падающий на скатерть пирог.
– А что у вас с руками, если не секрет? – доброжелательно спросил Снегирёв. – Попортили где-то?
– Алёша, я же вам рассказывала, – снова встряла Эсфирь Самуиловна. – В своё время Мо… Мишеньке не дали возможности стать скрипачом, но он хочет непременно вернуться в музыку и очень упорно занимается самостоятельно.
– А-а, – понимающе кивнул Снегирёв. И потянулся за добавкой.
Моня наконец отведал пирога, действуя чайной ложечкой и всем своим видом показывая, какой это верх неприличия – есть руками.
– Ну как?.. – с надеждой спросила хозяйка.
– Вкусно, конечно, тётя Фира. Как всегда у вас, – прожевав, ответствовал Моня. – Но, по-моему, прошлый раз было удачнее. Тут такие жёсткие корки…
– Так и не ешь их, Монечка, а то в самом деле живот ещё разболится, – захлопотала Эсфирь Самуиловна. – Оставь, я голубям потом покрошу…
Моня с видом извечного страдальца переместил на свою тарелку пирожное из коробочки:
– Что верно, то верно, фабричное всегда как-то надёжней…
Это был любимый лозунг Софочки, Софьи Марковны, которая доводилась ему родной тёткой и, что характерно, стряпать умела исключительно бутерброды.
Снегирёв покрошил на ладонь немного начинки и теста и наклонился предложить вертевшемуся под ногами коту:
– А нам с Василием в самый кайф. Правда, коташка? Васька принюхался и с готовностью уткнулся мохнатой мордочкой ему в руку.
Моня расправился с безвкусной фабричной продукцией и принялся самоотверженно ковырять ложечкой развалины пирога:
– Зачем же голубям. Чтобы не обижать вас, тётя Фира…
Снегирёв вытер о штаны тщательно облизанную Васькой ладонь и взял очередной кусок. Моня наконец доколупал первый и заметил ему:
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Те же и Скунс-2 - Мария Семенова», после закрытия браузера.