Читать книгу "Мегатерион - Фрэнсис Кинг"

Имели место и другие садо‑мазохистские проявления. Однажды ночью, например, Кроули пришел в комнату Нойберга и бил того по ягодицам жгучей крапивой. В другой раз Кроули прибег к вербальному садизму, делая антисемитские выпады и глумясь над еврейским происхождением Нойберга. Это оказало гораздо более сильное воздействие, нежели физическое насилие:

Мой почтенный Гуру совершенно беспричинно стал груб и жесток. Я не знаю почему. Наверное, он и сам этого не знает. По‑видимому, он стал брутален, просто чтобы занять самого себя и позволить времени пролететь незаметно.

В любом случае, я не намерен терпеть этого больше ни минуты.

Мне кажется, что ненужная и беспричинная грубость является прерогативой хама самого низкого пошиба. Это ограниченность, низость и убожество — оскорблять человека из‑за его расовой принадлежности. Этот «аргумент» является, я допускаю, необъяснимым для обвиняемого; он также является непростительным для обвинителя. Неблагородно и мелочно — злоупотреблять своим положением Гуру: это как избивать младшего по званию, который будет уничтожен, если отплатит той же монетой. Если бы не моя клятва, я бы не остался больше ни минуты под крышей моего Гуру. Я не буду больше терпеть то, как мою семью и мое происхождение беспрерывно подвергают оскорблениям.

Было бы заманчиво объяснить оскорбления, которые Кроули нанес Нойбергу, просто как попытку использовать брутальные методы для достижения сильной психической реакции, а не как признак глубоко укоренившегося антисемитизма, особенно, если оскорбляемый является личностью, испытывающей восхищение Кроули как оккультным учителем. Тем не менее, есть свидетельство, что Кроули довольно часто насмехался над евреями за «преступление быть евреями». Он однажды заявил, что евреи часто обладают дурными качествами, которые он, по общему мнению, терпеть не мог, и в 1937 году написал оскорбительное письмо, неприятно отдающее дешевым антисемитизмом, с нападками на Израэля Регарди. Чтобы быть справедливыми в отношении Кроули, надо принять как непреложный факт, что в викторианской и эдвардианской Англии бытовой антисемитизм присутствовал в избытке — читатель подумает о сочинениях Беллока и Честертона — и что Кроули не смог бы полностью избежать этого пагубного влияния, будучи человеком своего времени. Принимая во внимание все вышесказанное, читатель, тем не менее, вынужден прийти к заключению, что Кроули был, как и говорил Нойберг, «хамом», выставив своего ученика объектом расовых оскорблений.

На восьмой день своего десятидневного уединения Нойберг прошел через ту мрачную фазу, которую некоторые мистики называют «духовной сухостью». Он пришел к выводу, что все существование есть непрекращающееся страдание. Он не видел конца этому несчастью, поскольку, уверовав в реинкарнацию — во время своего уединения он поверил, что восстановил некоторые воспоминания о предыдущих жизнях, включая одну из них, когда его сожгли заживо на костре — он считал, что его душа будет скитаться на протяжении вечности; в отличие от Кроули, он не мог допустить мысли, что однажды его главное «я» будет растворено в блаженном океане нирваны.

Кроули был впечатлен этой депрессией и упадочным состоянием, рассматривая его как предзнаменование инициации Освобожденного Адепта, личности, свободной от колеса рождения и смерти. Такая реакция Гуру доставила удовольствие Нойбергу, закончившему свои десятидневные записи на оптимистичной ноте. Непохоже, что жизнерадостность и благодушие Нойберга длились долго, так как его учитель сопроводил завершение десятидневного уединения еще одним садистским эпизодом; в течение десяти ночей Нойберг был вынужден спать голым на кровати, сделанной из колючих ветвей дрока. Помимо боли, вызываемой колючками, в помещении стоял нестерпимый холод, и биограф Нойберга, Джин Овертон Фуллер, утверждала, что это были десять дней лишений и страданий, которые посеяли семена туберкулеза, убившего Нойберга тридцать лет спустя.

Записи Нойберга[45] дают нам доступ к значительной информации как о Кроули, так и о нем самом, если абстрагироваться от факта, что у последнего превосходный стиль. Сначала становится ясно, что оба мужчины имели в своем характере сильные садо‑мазохистские элементы — даже в жесткой дисциплине, навязываемой дзен‑буддистскими мастерами своим ученикам, нет ничего сравнимого с инцидентами, когда Кроули хлестал своего ученика можжевельником и крапивой. Во‑вторых, очевидно, что Нойберг испытывал одновременно огромное уважение к Кроули как к учителю, и был влюблен в него; никакими другими гипотезами невозможно объяснить, почему Нойберг оставался в доме, где постоянно был объектом антисемитских высказываний, или же его согласие провести десять ночей обнаженным на постели из дрока. Наконец, успех Нойберга в поднятии в проекциях и его замечательные астральные видения дают понять, что, подобно Блейку, он обладал той формой эйдетического видения, которая позволяла ему «видеть» что угодно из того, о чем он думал, или — как, возможно, скажет оккультист — он обладал «душой природного мага».

После десятидневного уединения Нойберга на дроке, он и Кроули направились в Лондон. Здесь задача Нойберга состояла в том, чтобы помочь своему учителю в подготовке второго номера «Равноденствия» (Equinox), объемистого журнала, издаваемого дважды в год, первый номер которого Кроули выпустил в прошлом марте.

Пока Нойберг оставался с Кроули, он встретил жену последнего, Роуз. Она, как он позже сообщил по секрету своему другу Хэйтеру Престону, «тонула в пьянстве, буквально стала алкоголичкой». Суждение Нойберга было верным. Роуз крепко пила в течение двух или трех лет; за пять месяцев 1907 года она выпила 159 бутылок виски, и это с одним единственным поставщиком. Даже если бы Кроули был идеальным мужем, никакой брак не смог бы счастливо продлиться при таком положении дел: очевидно, что Роуз стала совершенно непрезентабельной женой. С другой стороны, и сам Кроули, с его беспрестанными путешествиями в течение долгих месяцев и общением с Тайными Главами, никогда не был примерным мужем в классическом понимании.

В 1909 году их брак пришел к неизбежному концу. Роуз развелась с Кроули — по свидетельству, предоставленному им — из‑за супружеской неверности. К счастью, оба считались постоянно проживающими в Шотландии, и, таким образом, имели право на развод по законам этой страны, поскольку в Англии в то время развод на основании неверности мужа не был предусмотрен.

После развода Роуз продолжала пить и, в сентябре 1911 года, была официально признана невменяемой по причине алкоголического слабоумия. «Отрезвленная» в психиатрической лечебнице, она восстановилась и вернулась к жизни. Будучи выписанной, она вышла замуж за доктора Гормли — набожного католика, чьи моральные колебания относительно брака с разведенной женщиной были преодолены с помощью того факта, что Церковь посчитала брак Роуз с Кроули недействительным и не имеющим юридической силы, поскольку последний был крещен согласно несовершенной, и, вследствие этого, дефектной формуле. Через некоторое время, возобновившееся запойное пьянство со стороны Роуз сделало и этот брак, подобно замужеству за Кроули, несчастливым. В конце концов, она умерла от алкоголизма и ожирения печени, часто ассоциируемого с этим пороком.