Читать книгу "Занзибар, или последняя причина - Альфред Андерш"

— Речь идет вот об этой скульптуре, — сказал он Грегору. — Ее запретили для публичного обозрения. Завтра утром они намерены забрать ее из церкви.

Грегор проследил за движением руки Хеландера. Конечно, подумал он, только об этой фигурке и могла идти речь. Грегор отлично понимал, почему эти не могут позволить молодому человеку сидеть здесь и читать. Тот, кто читал как он, был опасен. Кнудсен тоже посмотрел на деревянную фигуру.

— Вот эта штука? — изумленно спросил он. — А что она изображает?

— Скульптура называется «Читающий послушник», — объяснил Хеландер.

— Значит, он даже не святой вовсе? — удивленно сказал Кнудсен. — И из-за него надо плыть в Скиллинг?

Понять, слушает ли их молодой человек, было невозможно. Он сохраняет все то же выражение спокойствия, подумал Грегор. Юноша продолжал читать: неторопливо и внимательно. И точно так же неторопливо и спокойно он захлопнет книгу и встанет, если ему скажут: «Пойдем, тебе предстоит морское путешествие».

— Ты не поверишь, — сказал Грегор Кнудсену, — но тебе придется переправить эту штуку в Швецию.

— Да что ты говоришь! — возмутился Кнудсен. — И кто же, по-твоему, заставит меня это сделать? Ты, что ли?

— Партия, — ответил Грегор. — Это приказ партии.

Насмешливо улыбаясь, Кнудсен посмотрел вверх, на церковный свод.

— Приказ партии! — с издевкой повторил он. — И это от тебя я должен выслушивать приказы?

Между ними все разладилось, подумал пастор. Кнудсен ненавидит этого человека, которого прислала партия. Еще два часа назад Кнудсен жаловался, что ничего больше не может сделать для партии, что она мертва. Почему же он не радуется, что прибыл посыльный партии и дает ему задание? Похоже, он презирает этого посыльного, который назвался Грегором.

— Послушай, Кнудсен, — сказал Грегор, — ты не знаешь новой тактики партии! Мы работаем теперь со всеми: с церковью, с буржуа, даже с людьми из армии. Со всеми, кто против этих. — Он показал на скульптуру: — Если мы увезем его, то это будет как раз пример новой тактики.

Тактика, подумал пастор, у них все — только тактика.

— Я не желаю работать с буржуями, — услышал он голос Кнудсена. — Если бы мы вовремя начали стрелять, нам не понадобились бы сейчас все эти тактические увертки.

— Хватит, — возразил Грегор. — У нас нет больше времени на дискуссии. Отвезешь скульптуру в Швецию — и все тут!

Держа руки в карманах, Кнудсен посмотрел на него.

— Чтобы у тебя была возможность перебраться в Швецию, — медленно сказал он.

Вот оно что, понял пастор, стало быть, вот в чем дело. Вот что разыгрывается между ними: маленькая драма страха, депрессии, разложения. Значит, эта партия состояла отнюдь не из одних железных людей. Она состояла просто из людей, которые могли испытывать страх или обладали мужеством. Эти оба боялись и признались друг другу в этом — отсюда ненависть между ними, ненависть и лицемерие. Они еще не достигли дна своей ненависти, когда люди уже принимают ее просто, тихо и без упреков.

— Меня можешь в расчет не принимать, — сказал Грегор Кнудсену, — если я захочу исчезнуть отсюда, я исчезну. Но фигуру ты увезешь?

Вместо ответа Кнудсен вынул свои карманные часы. В церкви было уже так темно, что ему пришлось поднести их вплотную к глазам.

— Без четверти пять, — сказал он. — Времени уже не остается. В пять «Паулина» отчаливает. — Он снова взглянул на Грегора и пастора и добавил: — В этом можете не сомневаться!

Он повернулся и пошел. Когда он уже почти достиг портала, Грегор крикнул ему вслед:

— Товарищ Кнудсен!

Кнудсен остановился и обернулся.

— Это партийный приказ, товарищ Кнудсен, — сказал Грегор.

Кнудсен не ответил. Он надел свою шкиперскую фуражку и открыл дверь. На улице было светлее, чем в церкви. На какое-то мгновение он остановился и подумал: ну все, с этим покончено. И быстро пошел к набережной.

— У его жены что-то вроде душевной болезни, — сказал пастор. — А он очень к ней привязан. — Затем он помолчал и добавил: — Стало быть, мне ничего не остается, как сжечь фигуру. Этим я ее не отдам.

— Не тревожьтесь, — ответил Грегор. — Кнудсен увезет ее в Швецию.

— Кнудсен? — удивленно спросил пастор. — Думаю, вы ошибаетесь.

Сначала Грегор ничего не ответил, но, помолчав, сказал:

— Слушайте меня, сейчас мы выйдем вместе. Вы запрете церковь и незаметно передадите мне ключи от этого портала. Мы встретимся в церкви в полночь и вместе заберем скульптуру. Захватите одеяло и пару ремней, чтобы мы могли упаковать ее!

— А что потом?

— Потом я возьму ее с собой.

— Но ведь к этому времени Кнудсена уже не будет.

— Посмотрим, — отозвался Грегор, правда, голос его звучал как-то вяло.

Хеландер недоверчиво покачал головой. И все же надо попытаться, сказал он себе. Этот человек необычайно уверен в себе. Да, было бы странно, если бы незнакомец спас моего «Послушника». Это было бы просто чудо.

— Это что же, и впрямь тактика? — вдруг спросил он. — Действительно всего лишь тактика вашей партии?

— Конечно, — ответил Грегор. — Это тактика. Новая тактика — нечто поразительное. Она все меняет коренным образом.

Непонятный и неудовлетворительный ответ, подумал пастор. И вдруг он увидел руку Грегора. Он лежала на плече «Читающего послушника». Легким и почти братским движением он положил свою ладонь на матово-коричневое дерево.

ЮНГА

«Готовь шкоты, будет сильный ветер», — сказал Кнудсен, а юнга подумал: какой бы ни был ветер, настоящая опасность нам не грозит, ведь мы ловим рыбку у самого берега. Как только море разбушуется, рыбаки правят поближе к земле, а там уж с катерами ничего не случится. Последний, кому не повезло, был отец. С катером может что-то случиться только в том случае, если он выйдет в открытое море при девяти баллах. Но ведь никто из наших не выходит в открытое море, и уже при семи баллах сразу поворачивают и жмутся к берегу.

ЮДИТ — ГРЕГОР — КНУДСЕН

Еврейка, подумал Грегор, определенно еврейка. Как она попала сюда, в Рерик, и что ей здесь нужно? Он увидел Юдит стоящей среди людей, которые смотрели, как подходит к пристани шведский пароход. Никто не смотрел на Юдит, в маленьких северных портах это не принято, но Грегор сразу понял, что она здесь чужая; с ней никто не разговаривал, она была не местная, молодая, не из здешних, с необычным для Рерика лицом. Грегор сразу распознал этот тип лица. Это было одно из тех молодых еврейских лиц, которые он встречал в Союзе молодежи в Берлине, в Москве. У той, что стояла на набережной, лицо было особенно красивым. И кроме того, оно каким-то непостижимым образом отличалось от тех, которые помнил Грегор.