Читать книгу "Окрестности Петербурга. Из истории ижорской земли - Петр Сорокин"

При перевозке значительных грузов, а также лошадей, скорее всего, использовались грузовые суда – кнорры, имевшие большую ширину высоту вместимость и грузоподъемность, чем так называемые длинные суда, преимущественно военного назначения. Главную роль в их движении играл парус, весел было немного, и они имели вспомогательное значение. Применение их ограничивалось выполнением маневров: при подходе к берегу и отходе от него, поворотах и переволакивании по мелководью, а также для удержания курса в движении под парусом. Использование таких судов в составе флота могло существенно задерживать его движение в случае неблагоприятного ветра, а также при подъеме против течения рек.

Изображения шведских кораблей в Лицевом летописном своде отличаются схематичностью. Однако на разных миниатюрах они показаны по-разному. Наиболее распространены рисунки гребных и одномачтовых судов с прямым парусом. На некоторых из них схематично показаны носовые и кормовые укрытия, на одном – два паруса с марселем, что несвойственно для скандинавских судов того времени. Особняком стоят парусные одномачтовые корабли с носовой и кормовой надстройками и транцевым рулем. Они напоминают ганзейские когги XV–XVI вв., но еще больше – средиземноморские корабли того времени. Транцевый руль известен на Балтике с конца XIII в., а кормовые надстройки такого типа – и того позже. Отсюда можно заключить, что автор миниатюры изображал современные ему суда, известные из книг. Следует отметить, что последний рисунок иллюстрирует три корабля, которые погубил Миша Новгородец. Возможно, таким образом автор выделяет большие грузовые суда, которые, с одной стороны, были менее поворотливы и имели небольшую команду, что делало их легкой добычей, но с другой – имели большую осадку и должны были стоять на удалении от берега, что затрудняло их захват без вспомогательных плавсредств.

Вероятно, в зависимости от целей, в шведских вторжениях на Русь в XII–XIV вв. могло принимать участие от нескольких сотен до 2–3 тысяч воинов. Сопоставимое количество войск могла в ускоренном порядке выставить и новгородская сторона. В случае же сбора их со всей Новгородской земли и привлечения великокняжеских сил, численность войск с русской стороны могла быть значительно увеличена.

Во вторжении 1300 г., подробно описанном в Хронике Эрика, упомянуто участие 1100 человек. В ней говорится, что это был наиболее масштабный поход – «никогда на Неве не было такого количества кораблей, как тогда» [Шаскольский 1987]. Из расчета около 40 человек на одно судно, их общее число могло достигать 25–30. В походе 1164 г. на Ладогу, когда, по сообщению летописца, шведы пришли на 55 шнеках, их численность, подсчитанная аналогичным образом, могла составлять около 2200 человек.

Вероятно, количество войск, принимавших участие в Невской битве, сопоставимо с их численностью в походах 1164 и 1300 гг., и больше по сравнению с упоминаемым летописями во время других вторжений шведов и финского племени емь на северо-запад Новгородской земли. Так, во время набега еми на Приладожье в 1142 г. ладожане уничтожили 400 человек неприятеля, в другом нападении – в 1149 г. – участвовала тысяча человек, а во вторжении шведов в 1292 г. – 800 воинов [ПСРЛ 2000, т. 3, с. 212, 215, 327]. Но эти походы не нашли такого резонанса в летописях, как Невская битва, так как считались достаточно рядовыми явлениями. Следовательно, можно предполагать, что и в Невской битве с каждой из сторон могло участвовать по 1,5–2 тысячи воинов.

Спорным во многом остается и вопрос об участниках Невской битвы. В источниках имеются некоторые разночтения на сей счет. Участие в походе норвежцев и еми было поставлено под сомнение в связи с ситуацией, сложившейся перед рассматриваемыми событиями: в Норвегии шла междоусобная война [Линд 1995, с. 47–48], а емь находилась в состоянии войны со Швецией [Шаскольский 1995, с. 18]. Но данные заключения не могут быть приняты бесспорно, так как взаимоотношения Швеции с Норвегией и емью менялись в зависимости от реальной расстановки сил. Поэтому нельзя исключать, что в момент похода могли сложиться условия для их выступления против Новгорода.

Примечательно, что летописи не упоминают среди участников битвы и отдельные отряды с русской стороны, кроме ладожан, которые обычно составляли новгородское войско во время общегосударственных походов. Отсутствие псковичей оправдано, так как Пскову угрожала опасность со стороны Ордена. Но здесь не названа ижора, на чьей территории разворачивались события, а также ее соседи – корела и водь, оказавшиеся в тылу неприятеля. Возможно, что на их сбор не было времени, хотя нельзя исключать и того, что шведы могли предпринять какие-то превентивные меры, нейтрализовавшие союзников Новгорода.

Рис. 32. Памятник ярлу Биргеру в Стокгольме. Скульптор Б. Фогельсберг

Немаловажную роль для определения масштабов похода играет и вопрос о предводителе шведских войск. Если в ранних летописных сообщениях это просто «князь», то в Повести – король. Только в позднем литературном произведении «Завещание короля Магнуша», в списках Новгородской IV летописи, датируемых серединой XV в., предводителем шведов называется Биргер[10]. Обычно руководство войсками Шведского королевства во внешних и внутренних войнах являлось прерогативой короля или ярла (последний соответствует по рангу князю). Но из шведских источников известно, что Биргер становится ярлом только около 1248 г. (рис. 32, 33).

Рис. 33. Символическая гробница Биргера у здания Стокгольмской ратуши

До этого ярлом и правителем шведского королевства был его двоюродный брат Ульф Фасси, который по своему статусу и должен был возглавлять поход 1240 г. [Шаскольский 1978, с. 177–178]. Однако некоторые скандинавские историки не исключают возможности участия в Невской битве и Биргера, занимавшего тогда важное место в шведской иерархии и выполнявшего королевские поручения [Линд 1995, с. 51–54]. Проведенное в 2002 г., антропологическое обследование останков Биргера выявило на его правой глазнице следы прижизненных повреждений, оставшихся, возможно, от удара оружием [Harrison 2010]. Это обстоятельство может служить косвенным подтверждением его участия в походе на Неву, а также сообщения о поединке с Александром Невским. Следует отметить, что Биргер мог участвовать в походе как вместе с Ульфом Фасси, не будучи его руководителем, так и без него, если этому мероприятию действительно не придавалось общегосударственного значения, как полагают некоторые историки. В этом случае руководить им могли и военачальники более низкого ранга, чем ярл. Ранее высказывалось мнение, что вторжение на Неву было организовано не непосредственно из Швеции, а из соседней Финляндии, где находились в то время шведские завоевательные войска [Нордлинг 1977]. Поэтому вопрос об участии в Невском походе Биргера по-прежнему остается открытым.