Читать книгу "Закон популярности - Елена Усачева"

Мать выходила где-то через час и, как всегда опаздывая, бежала к автобусной остановке. Он возвращался домой и включал компьютер. Первые часа два он еще бодро шнырял по «мировой паутине», но к полудню ему уже все надоедало, и он шел валяться на диване.

Хорошо сидеть за компьютером, когда тебя со всех сторон подгоняют, когда поджимает время, когда ты спиной чувствуешь, что вот-вот войдет мать и скажет что-нибудь проникновенное, типа, «спать пора» или «иди, мой руки и за стол». А когда никто у тебя над душой не стоит, никуда не надо спешить, играть неинтересно. Мысли все время возвращаются к тому, что где-то там, за семью морями, за семью горами, идет жизнь. Там учителя применяют новые изощренные методы пыток. Там уроки сменяют друг друга. Там, там, все там.

В Интернете жизнь начиналась ближе к вечеру. Днем здесь было затишье, а значит, каждый раз надо было придумывать, чем заполнить этот невыносимо длинный день.

Телефон молчал. Никто даже поинтересоваться не хотел, что с ним происходит. Умри он тут, они об этом узнают только через месяц, когда понадобится какой-нибудь отчет писать.

Вечером он отловил на улице бесцельно бродящего по округе Когтева.

– Ну, физкультура с ашками была, – недовольно засопел Стас. – Они отказались играть с нами в волейбол. В остальном всякая фигня.

– Какая фигня? – Разговаривать с Когтевым было скучно.

– Да ну… – протянул Стас. – Ну… – Он старательно отводил глаза. – Там такое дело… Короче, стали выяснять, кто виноват, что сорвалась вечеринка. Ну… Ну и получилось, понимаешь… По всему выходит, что ты.

– Чего? – Андрюха мгновенно вынырнул из ватной расслабленности, в которой пребывал последние пять минут. Такого поворота в разговоре он не ожидал.

– Только тебе было выгодно, что Быка избили. Его теперь мать не пускает на улицу. Боится, что ему опять наваляют.

– Чего? – ошеломленно повторил Васильев.

– А я ничего, – Когтев понял, что сказал лишнее, и попятился. – Народ говорит.

– Я тебе сейчас за весь народ врежу! – прошипел Андрюха, подходя к Стасу вплотную.

– Я и помолчать могу, – пожал плечами Когтев, предпочитавший ни с кем не спорить и со всеми соглашаться. – Только это ничего не меняет.

Васильев резко оттолкнул его от себя и зашагал прочь. Можно было, конечно, бросить им в лицо свою смерть, но только не сейчас. Сначала он докажет, что ни в чем не виноват, а потом уже будет видно. А то слишком уж легко все повесили на него – и изгой-то он у них выходит, и предатель.

Нет, нет, сначала все должны понять, как глубоко ошибались, а потом ужаснуться, как далеко их завело заблуждение.

Дверь сидоровского дома была закрыта на электронный замок, поэтому с ходу попасть внутрь не удалось. Пятиминутное ожидание ни к чему не привело, и он пошел вокруг дома.

– Сидорыч! – заорал он, наугад выбирая одно из окон второго этажа. – Крокодил! Выходи!

В окно на пятом этаже выглянула старушка и тут же испуганно спряталась.

– Сидорыч! – перешел на звук пожарной сирены Васильев.

Хлопнула входная дверь. Андрюха метнулся за угол и чуть не сбил с ног Смолову.

– Ой, – попятилась она, прижимая к груди свою самую большую ценность – фотоаппарат, она с ними везде носилась и без остановки все снимала. – А говорили, что ты заболел.

– Смолова, ты отстала от жизни! – театрально взмахнул он руками. – Я уже давно болен, и все от меня заразились. Поэтому-то вы ничего и не замечаете. – Андрюха наклонился над испуганно сжавшейся Аней. – Потому что мертвые не потеют! – рявкнул он ей в лицо. – Дверь открой, мне к Сидорову надо. Какая у него квартира-то?

– Шестнадцатая, – пролепетала сбитая с толку Смолова и заспешила к подъезду, чтобы поскорее впустить Васильева в дом и отвязаться от него.

Васильев уже почти вошел, когда неожиданно передумал и шагнул обратно.

– Смолова! – крикнул он, заставляя Аню вздрогнуть. – А ты чего меня боишься? Я, вроде, не кусаюсь?

– Да я не боюсь, – жалобно пролепетала одноклассница, пятясь прочь. – Так.

– Так – это как? – выдавливал из нее по слову Андрюха.

– Ну, ты такой… – было видно, что еще чуть-чуть и Смолова бросится бежать.

– Какой? – несся вперед курьерским поездом Андрюха.

– Ну, непонятный, – сдалась под васильевским пристальным взглядом Аня. – Никогда не угадаешь, что ты сделаешь.

– А что я могу сделать? – Андрюха шел следом за ней.

Он заметил, как взгляд Смоловой сместился с его лица куда-то мимо, услышал ее ответ:

– Да что угодно.

И только потом понял, какую ошибку совершил.

Стукнула, закрываясь, дверь подъезда.

Он быстро повернулся, запоздало дернул за ручку, но замок уже сработал. Он бросился обратно, но перепуганная Смолова не стала его ждать, а куда-то учесала, унося с собой свой маленький глупенький страх.

В сердцах Андрюха шарахнул по закрытой двери, и она, словно сжалившись над ним, покорно запищала, отключая код. Васильев прошмыгнул мимо не успевшей даже ахнуть бабульки и устремился к шестнадцатой квартире, с удивлением обнаруживая, что находится она не на втором, а на третьем этаже.

Сидоров, как всегда, был хмур, взгляд имел остановившийся, словно его оторвали от очень важного дела. Оторвать – оторвали, а мысленно он все равно оставался там, в своих проблемах.

– Слушай, Сидорыч, а что это за байда-то пошла? – Васильев сразу как-то подсобрался и своей серьезностью стал похож на Генку.

– Ты чего, выздоровел? – спросил Сидоров, но при этом посмотрел так, как будто ждет не дождется, когда гость уйдет.

– С чего я болел-то? – стал заводиться Васильев.

– Так ведь математик говорил, что ты, типа, от расстройства решил в школу не ходить. – Глаза Сидорова прояснились, и он внимательней посмотрел на Андрюху.

– Какого расстройства? – напрягся Васильев, чувствуя, как у него за спиной покатился первый камешек очередного грандиозного обвала.

– Ну, типа, ты обиделся, что психология показала, какой ты не лидер… – договаривать Генка не стал, отвел глаза.

– И давно он это говорит? – Голос у Андрюхи неожиданно сел.

– Да все эти дни и талдычит, – равнодушно пожал плечами Сидоров.

Забыв, зачем приходил, Васильев крутанулся на каблуках и побежал вниз.

От ярости, от желания что-нибудь сломать горело лицо. Кровь с громким стуком билась в висках, просясь наружу. Ну, попадись ему кто-нибудь. Раздробит в труху!

Но никто из знакомых ему не попался. Поэтому вся ярость обрушилась на запорошенную снегом лавочку. Она стерпела все удары и только грустно посмотрела в спину уходящему мальчику.