Читать книгу "Красота спасет мымр - Елена Логунова"

– Слабость, – повторила она.

Я заподозрила, что ее слабит после первого же глотка драконьего чая, и подумала, что надо поскорее уносить ноги из этого музея.

– Драконы – они все такие разные, – мечтательно сказал коллекционер.

– Винторогие, перепончатокрылые, мечехвостые, – я вспомнила юмористическую классификацию драконов, данную Пристли в романе «Тридцать первое июня».

Драконолюб Суржиков посмотрел на меня с уважением.

– А что у вас? – деликатно кашлянув, спросил он. – Можно мне взглянуть на вашего змеевидного дракона?

– Вот, – Ирка, отличающаяся в последние полчаса удивительной немногословностью, вытащила из-под себя пухлый целлофановый пакет и шмякнула его на мозаичный столик.

Перехватив инициативу, я размотала скотч и потянула из кулька длинномерного Мурдава.

– Это… Э… О! – выдавил из себя Суржиков, явно не ожидавший увидеть ничего подобного.

– Авторская работа, – подтвердила я.

– Чья же? – спросил Суржиков, осторожно трогая раздвоенный двужильный кабель, заменяющий нашему Мурдаву язык.

– Моя, – с вызовом сказала Ирка.

– Ирина Иннокентьевна Максимова, – запоздало представила я подругу коллекционеру. – Очень известный и популярный автор.

В этот момент у Ирки зазвонил мобильник. Явно обрадовавшись возможности сменить собеседника, подруга выдернула трубку из кармана, поднесла ее к уху и на одном дыхании протарахтела:

– Алло, слушаю вас, говорите, кто это?

– Ирина Иннокентьевна – очень востребованный мастер, – извиняющимся тоном сказала я Суржикову.

– Ё-к-л-м-н! – матерно выругался «востребованный мастер». – Ну, ни хрена не слышу!

– Что вы хотите: богема! – шепнула я явно шокированному Суржикову. – В этих кругах ненормативная лексика – признак хорошего тона!

– Яцек, это ты, что ли? – орала популярная и востребованная богемная Ирка. – Прямо из Польши звонишь? И не жалко тебе злотых?

– Видите, в Европе очень большой интерес к работам Ирины Иннокентьевны. Вот, поляки валютой платят! – я воспользовалась возможностью набить цену нашему Мурдаву – не потому, что собиралась его продать, вовсе нет! Просто мне показалось, что коллекционер не оценил Иркин шедевр по достоинству.

– Грунт? Возьму, как обычно, сотню мешков, – Ирка, похоже, забыла о нашем с Суржиковым присутствии и погрузилась в деловой разговор на живо интересующую ее тему.

– Холсты грунтовать! – быстро вставила я, надеясь, что Ирка не упомянет синонимичное слово «почвосмесь».

– Так много холстов? – вздернул брови впечатленный Суржиков.

– Говорю же: очень востребованный мастер! – сказала я.

Ирка, которую короткая беседа с польским поставщиком почвогрунта явно привела в нормальное состояние, выключила трубку, сунула ее в карман, поискала глазами и сцапала за загривок Мурдава.

– Ну, мы пошли! – бесцеремонно сообщила подруга.

– Как – пошли? Мы же еще даже не поговорили о цене на это прекрасное создание! – Драгонский-Суржиков поспешно ухватил хвост ползущего через стол Мурдава.

– Тысяча баксов! – нахально объявила я.

– И торг здесь неуместен! – веско сказала Ирка, не дав коллекционеру даже слово вставить.

– Всего доброго! – сказала я в стену – всей драконьей компании оптом.

– Счастливо оставаться! – сказала Ирка, решительно высвобождая из сведенных судорогой пальцев Суржикова Мурдавий хвост.

Не дожидаясь, пока хозяин дома «отомрет» и проводит нас в прихожую, мы покинули драконье логово, шумно сбежали по ступеням лестницы во двор, сели в машину, захлопнули дверцы и только тогда обменялись впечатлениями:

– Сколько в мире разных придурков! – воскликнула Ирка.

– Но этот конкретный придурок – не тот, который нам нужен, – с сожалением сказала я.

Мы отъехали от дома любителя драконов Афанасия Суржикова, и минут через пять Ирка вдруг сказала:

– Тысяча долларов – это ты, конечно, загнула, но баксов за триста он нашу змеюку взял бы, это точно!

– Не огорчайся, – утешила я подругу, расстроенную упущенной выгодой. – Ты всегда успеешь связать еще одного-другого монстрика. Считай, что сейчас мы просто исследуем рынок и определяем покупательский спрос на Мурдавов ручной работы.

Ирке такой деловой подход явно понравился, она перестала хмуриться и вдруг даже запела:

– Монстры бывают разные: черные, белые, красные!

Я смекнула, что она намекает на Драгонского-Суржикова с его драконьим выводком, и подхватила:

– Но всех одинаково хочется! Посмотришь – и обхохочешься!

– Или обкакаешься, извини за выражение, – добавила Ирка. – Честно говоря, мне в этом драконьем заповеднике было немного не по себе! Я, конечно, люблю животных, но избирательно.

Упоминание о любви к животным вынудило меня вспомнить о животной любви в интерпретации «Порно-Пупса», и теперь уже я сделалась молчалива и сумрачна.

* * *

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,

йо-хо-хо и бутылка рому!

Плиточник Василий, выступающий в данное время в ипостаси бетонщика, был с утра хмур и неприветлив, потому что страдал от похмельного синдрома. У него сохло горло и болела голова, опухшая настолько, что в уменьшившемся пространстве черепной коробки помещались только очень короткие мысли и самые простые предложения. Лаконично матерясь, Василий размеренно и тщательно, словно миксер, смешал в ванне песок и цемент, после чего долго смотрел на дело своих рук в ложной задумчивости. Через некоторое время к нему пришло понимание того, что он что-то забыл. Еще через пару минут Василий осознал, что забыл налить в ванну воду, в отсутствие которой трудно было надеяться получить цементный раствор.

– Надо воды налить. А где ведро-то? – спросил Василий в гулкую тишину пустой квартиры.

В обозримом пространстве захламленной кухни пустого ведра не нашлось. Морщась, потому что верчение головой причиняло ему сильное беспокойство, Василий обошел и осмотрел все доступные помещения, но ничего, похожего на искомое ведро, не обнаружил.

– Ну, и где искать-то? – Василий поднял глаза к небу, словно обращаясь за советом к высшим силам.

Высшие силы любезно сподобили его разглядеть под потолком поместительные антресоли.

– Может, там? – Василий почесал в затылке и поплелся в коридор за стремянкой.

Подъем на четыре ступеньки показался ему восхождением на Эльбрус. Покачиваясь и балансируя руками, Василий дотянулся до антресолей, распахнул дверцы и заглянул в темное нутро протяженного, как тоннель метрополитена, шкафа. Никаких ведер, тазов или лоханей в нем не было, но зато в дальнем углу поблескивала стеклянная банка. Василий натужно сморщил лоб, шевеля губами, подсчитал на пальцах, что три трехлитровые банки заменят одно девятилитровое ведро, и обнадежился. Он поудобнее прихватил обнаруженную у края шкафчика чугунную кочергу и потянулся ею к таинственно поблескивающей стеклянной емкости.