Читать книгу "Князь из десантуры - Тимур Максютов"

Анри де ля Тур продолжал биться с тремя соперниками, но двое уже лежали бесформенными кучами в грязи. Казалось, он даже не вспотел – двигался легко и изящно, безостановочно вращая мечом.

Выдохшийся гигант размахивал тяжелым клинком, как оглоблей, но всё чаще бродник оказывался за его спиной, отвешивая издевательские пинки и крича:

– Эй, тетёха жирная, ты куда побёг? Туточки я. Жду, когда же убивать меня начнёшь, а ты всё где-то ходишь.

Собравшаяся толпа зевак захохотала. Алан заревел и бросился на Хоря, выставив чудовищное лезвие перед собой, словно пику. Бродник в последний момент сделал шаг в сторону, и верзила со всего маху вонзил меч в стену трактира. Хлипкое сооружение содрогнулось, но устояло, и только наблюдающий за боем Юда испуганно вскрикнул, опасаясь за своё имущество.

Бродник повернул саблю и плашмя ударил ей гиганта по бритому затылку. Оглушённый алан рухнул и затих.

Рубившаяся с тамплиером троица, увидев конфуз предводителя, позорно бежала. Хорь, подбоченясь, горделиво смотрел на толпу и наслаждался восторженными криками. Ещё большее восхищение вызвал тамплиер, учтиво поклонившийся зрителям. Хорь похлопал его по плечу, заметил уважительно:

– Славно бился, франк. Теперь вижу, что воин ты знатный.

Жидовин Юда подошёл, подал обронённую бродником армейскую кепку, когда-то отобранную у Дмитрия:

– Мне очень приятно принимать столь дорогих гостей, боярин Хорь, но я таки вас умоляю как можно скорее нас покинуть, ибо ханская стража уже сюда спешит, услышав про драку. Даже и не пойму, как они прознали?

– Понятное дело, как прознали, – хмыкнул Хорь, привычно надевая кепку козырьком назад, – сам же их и вызвал, хитрая рожа. Ладно, возьми серебро за угощение, а вот монетка лишняя – за славное развлечение, достойное витязей, да за молчание.

Друзья не мешкая отвязали лошадей от коновязи и покинули поле битвы, помахав на прощание болельщикам.

– Ребята, давайте на рынок заедем по пути? Юлдуз просила сладостей ей купить, – предложил Дима.

Хорь внимательно посмотрел на товарища, покачал головой.

Но ничего не сказал, усмехнулся и пришпорил коня.

Толпа зевак разбрелась: кто-то вернулся в трактир, кто-то пошёл по своим делам. И только один, закутанный в серый плащ, стоял и смотрел из-под капюшона вслед ускакавшим броднику, русичу и франку.

Из записей штабс-капитана Ярилова А. К.

г. Берлин, 11 марта 1924 года

…бедно, но чистенько. Всё в Германии теперь так, и этот гаштет не стал исключением. Немцы, ограбленные лягушатниками в Версале, стоически переживают тяжёлые времена, но даже голодают как-то по-европейски – со скорбным и решительным выражением лица. А я вспоминаю Петроград, зиму восемнадцатого, и наши посиделки под свечу и морковный чай. Поэта-футуриста Грицевца, который читал свои совершенно бесформенные, как глыбы замёрзшего в вокзальном сортире дерьма, стихи. Поэт тогда приехал с фронта, где получил от Троцкого именной браунинг. Мне думается, что его просто не знали, как спровадить, вот и пришлось откупаться машинкой. Хотя сам Грицевец утверждает, будто большевики после его гениальных выступлений бросались в бой подобно взбесившимся демонам. Я в это верю. Мне самому после его дебелых строк хочется кого-нибудь убить.

Дрын революции – рви нутро!

Имперьялистов гром громи!

Грохот грудей пролетарских… и что-то там ещё такое же, нелепое и гремящее, как сияющий медный таз, в котором мама делала крыжовниковое варенье.

Тогда, в восемнадцатом, поэт перенюхал кокаину и пристрелил из браунинга дворовую собаку. Притащил в квартиру несчастное животное, ободрал в ванной, забрызгав стены. Сварил и сожрал.

Мне пришлось ходить бриться к соседям.

Так вот, вчера я встретил этого «певца революции» в берлинском гаштете, и пришлось угощать пивом и ужасными сосисками. Хозяин заверял, что сосиски из конины. Но меня не проведёшь, я великолепно могу отличить конину от кошатины.

Грицевец бежал из совдепии и нынче счастлив. Рассказывал, что буханка хлеба из прогорклой муки пополам с отрубями стоит в Петрограде пять миллионов рублей. Что ж, по крайней мере, благодаря большевикам русский пролетариат теперь научится арифметическим действиям с большими числами. У немцев дела не лучше, есть уже купюры в сто миллионов марок.

Самая страшная несправедливость двадцатого столетия – это гибель двух великих империй. Два народа, шедшие рука об руку весь прошлый век, победившие совместно наполеоновскую заразу, были перессорены самым предательским образом – и теперь пожинают плоды глупой вражды. Мы и они умели воевать на совесть, до последнего вздоха – и неистово истребляли друг друга. Вместо того, чтобы обернуть штыки против своих настоящих врагов. Теперь обе нации оказались в могиле, самостоятельно вырытой проигравшими Великую войну.

Я не знаю, вылечит ли меня доктор Думкопф от кошмаров. Но вот от терзающего меня чувства вины не избавят ни германский эскулап, ни Бог, ни дьявол. И смерть не принесёт облегчения – кипя в адском котле, я буду мучительно вновь и вновь проживать эти годы и думать, почему же нам не удалось довести до конца задуманное.

Отчего мы не смогли изменить прошлое? Или – смогли, но не так, как надо?

Мне очень не хватает теперь отца Василия. Медового запаха свечного воска, наших разговоров. Его рассказов об удивительных путешествиях, о диких просторах Азии, о загадочном Тибете. Его неколебимой веры в людей, в справедливость, в Россию.

Когда он и экспедиция исчезли в синей вспышке у степной каменной бабы, я подумал, что погибли все.

Но сегодняшний сон принёс восхитительно ясную картину. Впервые за много месяцев мне приснились не ошмётки дохлой лошади, заброшенные на дерево взрывом снаряда, и не ограбленные, раздетые мёртвые юнкера на рельсах под Ростовом.

Я увидел, как старец Василий идёт навстречу рассвету по изумрудной степи с оранжевыми пятнышками цветов, тёплый ветер треплет его изношенное рубище, а по правую руку синеют отроги Алтая. Две трети тяжёлого пути пройдено, и впереди – дикие монгольские степи.

Неужели они всё-таки дошли? И исполнили Великую Миссию? Спасли и Россию, и всю цивилизацию от жестокости нашествия Чингисхана?

И если дошли – почему всё так паршиво в моём настоящем времени?

Почему?

* * *

Пока заехали на рынок, пока неспешно добрались до стоянки – началась уже ночь, вывалила из рваного мешка звёзды-светлячки. У костра дремал Азамат. Проснулся, зашипел на витязей:

– Где болтались? Бек про вас два раза спрашивал. Хорь, ты всё не угомонишься? Тебе-то лучше не показываться на глаза никому, тут немало таких, в Шарукани, кто захочет твою башку от шеи отбить.