Читать книгу "Документы забытой памяти - Елена Мищенко"

– Опять доктор! Дались вам эти доктора. Взяли хотя бы киевского. Например, Гончарук из мединститута – большой специалист.

– Да, но он большой специалист по фекалиям, у него диссертация была по уборным в сельской местности, а Данциг – большой специалист по свету и солнцу.

– Ну, тогда спасение утопающих, как вы знаете… В общем, гостиницу вашему москвичу обеспечивайте сами. Кстати, где вы собираетесь печатать автореферат?

– Я думал, вы мне поможете с типографией.

– Дело спасения…

– Ясно, – не выдержал я. – От имени утопающих спасибо за внимание.

Сроки печатания и рассылки реферата были катастрофически короткими, и я бросился на поиски типографии. Как и следовало ожидать, все они были перегружены. Наконец один мой приятель дал мне совет: «Что ты все рвешься в киевские типографии? Я, например, печатал свой реферат в Святошино, в маленькой типографии. У меня даже остался телефон зам. директора». Когда я позвонил по этому телефону, грубый мужской голос сказал мне: «Это не телефонный разговор. Берите автореферат и все, что положено для знакомства, и приезжайте». Следует отметить, что бутылка марочного коньяка очень смягчила наши взаимоотношения. Зам. директора сказал мне:

– Завтра я его залитую и отдам наборщику (тогда еще были наборщики). Приезжайте в понедельник с утра.

Вычитаете верстку и сразу будем печатать. Дальше со всеми договаривайтесь сами.

Я даже не ожидал такого темпа, и в понедельник, ровно в 9 утра, был в типографии. А в половине десятого появился молодой человек со следами бурно проведенного вечера, сказал, что гранки готовы, и я могу их вычитать. Он вручил мне мой реферат, напечатанный на серой оберточной бумаге, и предложил побыстрее читать, чтобы успеть выправить ошибки до того, как гастроном закроется на перерыв. Я читал в бешеном темпе. Молодой человек мне тоже помогал. Когда мы закончили, он мне сказал:

– Я сейчас иду править, а ты (у нас уже сложились душевные отношения), а ты пойдешь направо один квартал. Там гастроном. Бутылка «столичной» – 4 рубля 12 копеек, триста грамм «отдельной» на 63 копейки и батон на свое усмотрение. И чтоб одна нога тут, другая там.

Когда я успешно выполнил поручение, мой новый знакомый сообщил мне, что реферат правится, и тут же откупорил бутылку. Мой робкий отказ от участия в пиршестве был встречен бурей негодования. Оказывается, если бы здесь знали, что я такой сильно гордый, со мной никто дела бы не имел. Выпили, закусили. За это время прибыла верстка, и мой новый знакомый Анатолий сказал, что сам представит меня печатнику, но для серьезной беседы следует повторить. Я повторил.

Печатник тоже оказался серьезным парнем. Он сказал, что раз такие приятные люди, то он отложит печатание всех директивных документов («кому они на хрен нужны») и запустит мой реферат. Когда выпивка закончилась, печатник сказал мне, что в заказе 150 экземпляров, но, если мы еще захотим хорошо посидеть, и я это обеспечу, то он, конечно, может забыть выключить машину, и она тиснет 250 штук. Я обеспечил. Мы еще посидели, и я был представлен переплетчику, который тут же забеспокоился, что могут закрыть гастроном.

Поскольку компания разрослась, ставки пришлось удвоить. Мои отказы от участия и слабые заявления, что я не доберусь домой, не принимались.

Как и когда меня засунули в такси, как я добрался домой, да еще с солидными пачками реферата, я не помню. Слава Богу, что дома в этот период я находился один. Моя семейная жизнь дала серьезную трещину.

Конфликты начались довольно давно. Сначала потогонная работа с Бабьим Яром, потом диссертация. Моя супруга была недовольна, что я без конца занят и уделяю столь мало внимания светским развлечениям. Свое недовольство Света выражала весьма активно. Меня же больше беспокоили другие проблемы. Света училась в вечернем институте и исправно отправлялась на занятия. Однако стали приходить письма от декана, что ее могут отчислить в связи с регулярным отсутствием на лекциях. Зная, что у меня все равно нет времени во всем этом разбираться, она уверяла меня, что все это путаница. И в это время возникли другие явления, очень меня насторожившие. В нашем доме, после посещения нами различных моих приятелей, стали появляться знакомые мне сувениры и книги. Однажды Света преподнесла мне большой альбом репродукций Дрезденской галереи. Я был ей очень признателен. На мой вопрос, где она его достала, она ответила, что это ее маленький секрет. Секрет скоро раскрылся. Ко мне зашел знакомый сценарист, у которого мы были за месяц до этого, увидел альбом и обрадовался:

– А я его ищу! Ты подумай, я и не помнил, что ты его у меня попросил. Наверное, мы изрядно выпили, так что память отшибло.

– А ты уверен, что это твой? – спросил я настороженно.

– А как же! Вот мой экслибрис, а вот моя подпись.

В тот же вечер у меня со Светой состоялся серьезный разговор.

– Как же ты могла взять этот альбом?

– А ты что, не знаешь, что я хожу сейчас с большой сумкой?

– При чем здесь сумка? Это же чужая вещь.

– Да, но я же сделала это для тебя. Ведь ты же сам сказал, что очень хочешь иметь такой альбом.

Следующим ударом для меня было появление в нашем доме испанских скульптурок на тему корриды. Они появились после посещения нами мастерской знакомого скульптора, недавно побывавшего в Испании. Разговор опять носил странный характер.

– Где ты взяла эти скульптурки?

– Это я купила тебе в подарок в комиссионке.

– Не ври! Эти скульптурки я видел в мастерской П. Он привез их из Испании.

– Подумаешь! Можно подумать, что только он один был в Испании.

– Завтра же мы пойдем к нему и вернем их.

– Если ты хочешь, чтобы тебя обвинили в воровстве – возвращай, а я скажу, что вижу их в первый раз.

Света была очень доброй и мягкой женщиной, но обман и клептомания были ее большими недугами. Я уже не мог доверять ей ни в чем. Я боялся ходить с ней в гости к моим приятелям. Тем более что информация на эту тему стала просачиваться в среде знакомых. На нас смотрели косо. Скандалы на эту тему достигли апогея. И в один прекрасный день Света собрала свой нехитрый скарб и отправилась к родителям. Заявление на развод она подала как раз перед моей защитой. Так что в настоящее время я пребывал в одиночестве в двух комнатах, сидя на пачках моих авторефератов.

Защита приближалась, и в связи с этим у меня возникли две проблемы. Первая – обеспечить комфортное жилье для московского оппонента. Вторая – обеспечить присутствие на защите моих руководителей. Первая решалась очень плохо. Я обзвонил всех знакомых, но все было тщетно. Максимум, что мне могли предложить – это номер на четверых в гостинице «Театральная». За неделю до защиты я побеседовал со всеми знакомыми, проектировавшими гостиницы. Мои усилия не принесли никаких плодов. Потеряв последнюю надежду, я тоскливо побрел по Крещатику, вспомнил, что еще не обедал, и зашел перекусить в кафе «Красный мак». За моим столиком оказалась молодая грустная дама, и я почувствовал к ней расположение. Судя по выражению ее лица, у нее тоже были какие-то неприятности. Сначала мы ели молча. Потом я спросил: