Читать книгу "Город на воде, хлебе и облаках - Михаил Липскеров"

– А вы никогда не задумывались, почему после «три» идет «четыре», а не «пять», «двенадцать» или «сто двадцать четыре тысячи восемьдесят шесть»?

Приезжий от этого вопроса обалдевал и, в свою очередь, отвечал вопросом на вопрос (даже если он и не был евреем):

– А при чем здесь это?

– А при чем здесь почему площадь Обрезания называется площадью Обрезания?

– Ну как при чем…

– Вот и я вас спрашиваю: как при чем?..

После этого не горожанин терял суть проблемы и ловил себя на мысли, что площадь Обрезания – это площадь Обрезания, и только крайнему идиоту, коим он и являлся до встречи с равви Шмуэлем, мог прийти вопрос, почему это так, а не иначе.

Но после очередной ночной беседы с девицей Иркой Бунжурной я счел необходимым найти объяснение, почему я назвал ее, девицы Ирки Бунжурны, площадь площадью Обрезания. Думаю, что к завтрашнему утру я это объяснение найду. Или оно найдет меня.

И вот завтрашнее утро настало и наткнулось в моей голове на объяснение.

Почему площадь Обрезания – площадь Обрезания, а не, скажем, Революции или Тверской заставы, например

В старые времена, когда Господь только создал Землю и она Ему еще не успела наскучить, людей было мало. Так мало, что Господь знал всех по именам. Да и как Ему не знать их по именам, когда Он их сам назвал. А потом людишки плодились и размножались, и Господу стало трудно упомнить всех, – а куда это годится, рассуждал Господь сам с собой на досуге, которого у Него было предостаточно. А почему, спросите вы меня, почему это мы работай-работай, а у Него, видите ли, досуг? А потому, отвечу я вам, мало того, что Он создал вас, дал возможность размножаться – не без удовольствия, замечу, – окружил ваше размножение чудесной экологической действительностью, а птички соловьи-тетерева как поутру поют, так заслушаешься, а то, что потом хлеб в поте лица, а рожать в муках, – ну так что ж вы хотите, за удовольствие приходится платить, чать, не в раю живем, а тут, на Земле, которая чудо как хороша, – так почему бы Господу и не отдохнуть? Ибо суббота для нас – суббота, а для Господа суббота – Суббота! Чувствуете разницу?.. А если не чувствуете, то говорить мне с вами, а тем более писать для вас, просто глупо, так как пишу я исключительно для чувствования, а не ума для.

И вот Господь сосредоточился, окинул взглядом землю Ханаанскую (она как раз на глаза попалась) и увидел там мужика еврейской национальности, а других, кавказской, скажем, еще не было. А русские появились чуть ли не позже всех, отчего до сих пор страдают и чуть что – сразу обижаются на все человечество, за исключением, скажем, северных корейцев и палестинцев. А Господь этим делом удивляется, так как (Он это точно помнит) именно северных корейцев Он не создавал. За палестинцев тем более удивляется, потому как по созданной Им Палестине шастало много разных национальностей людей, которых (Он точно помнит) Он создал, а вот палестинской национальности людей (это Он тоже помнит) среди них ну никак не было. Он мне об этом говорил. У меня тогда бессонница была, и я от нее таблетки пил, но бессонница их игнорировала, а вот мозги не игнорировали даже очень. Поэтому долгими бессонными ночами с Ним и разговаривал.

А с кем еще, когда тут у нас по ночам принято спать? А раз принято – то и спят. Ну разве что пописать выскочат. Но в это время они почему-то к душевному разговору о палестинской национальности расположены не были. Дежурно пожурчат – и опять в койку, и ты опять остаешься наедине с Богом.

Так вот, этого мужика еврейской национальности звали Авраам. Раньше Господь имел с ним кое-какие дела, о чем и слова написаны, и картинки нарисованы, и скульптурки порублены. Но не все всё знают, потому что не все слова понаписаны, не все картинки понарисованы и не все скульптурки порублены. Потому что не у всех была бессонница, не все глохтали таблетки и не у всех таблетки встречали у мозга радушный прием. И значит, Господь когда-то сказал Саре (жене Авраама), что она родит сына Исаака, а она сказала об этом Аврааму, и Авраам познал Сару, хотя уже давно не занимался этим делом, и я его могу понять, потому что вряд ли я, к примеру, смогу (я не говорю – не захочу) познать какую-либо женщину, тем более жену, когда чего там познавать за семьдесят лет жизни. Но Господь сказал – Авраам сделал. И ничего. Тогда он снова познал Сару. И обратно ничего. И я уж не знаю, сколько раз он ее познавал, но, кроме тяги евреев к знанию, из этого ничего в смысле сына не вышло. Тут уж Господь призадумался. Как же так, мол? Что же это, мол, такое? И как это, мол, объяснить? И перед всем еврейским народом стыдно!.. И тогда Господь отозвал Авраама в сторонку и сказал:

– А ну покажи…

А Авраам застеснялся – как это он Господу будет свой детородный орган показывать, потому что в низших кругах еврейского общества показать кому-нибудь… означало «бросить через канифас», «кинуть чепуху мусорам», «за бейцалы крутить», и по отношению к Нему не то что в фигуральном смысле, а в натуре – ни в какие ворота не лезет. (Это метафора. Не подумайте, что… ну, вы меня понимаете. Так, средних размеров… На массовку в порнофильмах.) Но Господь был неумолим. И Авраам показал.

– Господи, – воскликнул Господь, – так ведь у тебя самая плодородная часть семени остается под крайней плотью! (С чего это он так решил, мне решительно непонятно. У меня, насколько я помню, ничего не оставалось.)

И Господь откромсал бронзовым ножом крайнюю плоть Авраама. Пошла кровь, и Сара, чтобы утишить боль Авраама, взяла его детородный орган в рот, и тот обрел свою детородность. Авраам уже в который раз познал Сару, и та родила ему сына Исаака.

А Господь, глядя на это дело с неба, радовался и распорядился отныне обрезать у евреев крайнюю плоть, дабы добро (я имею в виду семенной фонд) не пропадало. Вот с тех пор и пошел на Святой Ру… тьфу ты, земле, обычай – обрезать младенцев мужеска пола в память о первом обрезании. Ну а потом и другие народы, увидев, что это, помимо пользы, еще и красиво, тоже переняли этот обычай, Но божественного в этом деле было мало. Чистая медицина и пластическая хирургия.

Ну ладно, revenons chez les moutons – вернемся к нашим баранам, как говаривал один персонаж из пиески «Аббат Патлен» года эдак 1470-го. Встал вопрос, куда девать крайнюю плоть. Ведь это не какой-либо кусок кожи типа заусенца, который взял и выкинул, а по Господней воле… А что с этим «богообрезанным» делать, указаний от Бога не поступало. Поэтому евреи решили все крайние плоти со всех концов Земли со всех евреев собрать и хранить до специального распоряжения Господня. И вот такое местечко нашли как раз в пустынном месте, закопали в глубину земли и посадили человека по имени Эшмиэль его охранять до специального распоряжения. А чтобы где жить, поставили ему домик. А потом постепенно вокруг этого домика вырос наш Город. Домик за ветхостью снесли, Эшмиэлю в целях улучшения жилищных условий построили дом поближе к синагоге, где он вот уже века ходит в раввинах. Имя сократили до Шмуэля, а то язык сломаешь, а образовавшуюся площадь, в глубине которой хранятся миллионы и миллионы еврейской крайней плоти, назвали площадью Обрезания.