Читать книгу "28 панфиловцев. "Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва!" - Владимир Першанин"

Коржак тоже остановился. Все пятеро залегли в траве, наблюдая за подозрительным местом. Вороны, увидев скопление людей, с карканьем поднялись в воздух. Лейтенант и его помощник уже увидели русских. До них было метров триста, возможно, они пройдут мимо.

Но когда пять человек залегли, лейтенант понял свою ошибку. Он слишком увлекся наблюдением за передним краем, а радист больше занимался аппаратурой.

Оба артиллерийских разведчика были вооружены автоматами с запасными магазинами, имели несколько гранат. Лейтенант относился к русским с пренебрежением. Он видел колонны пленных, разбитую советскую технику и считал, что до зимы война закончится.

Это была самоуверенность, свойственная молодости, плюс подготовка в лагерях гитлерюгенда и престижном военном училище. Наблюдая в течение дня за цепочкой окопов с торчавшими оттуда винтовками со штыками, за громоздкими русскими пулеметами, он представлял, во что это превратится после того, как откроет огонь его дивизион.

Двенадцать гаубиц способны обрушить в минуту не менее полусотни снарядов весом в пятнадцать килограммов каждый. Лейтенант уже прикинул, что наиболее эффективным будет обстрел шрапнелью.

Бетонных сооружений здесь нет, а бризантные снаряды обрушат сверху массу металлических шариков и осколков, от которых в окопе не спасешься. Такие снаряды взрываются в воздухе и подметают как железной метлой все живое. От них может спасти только прочное перекрытие.

Пулеметы «максим» имеют хорошую плотность стрельбы и поражают цели за километр, но они легко уязвимы. Достаточно несколько шрапнельных пуль или осколков, чтобы продырявить кожух и вывести пулемет из строя.

А когда русские, не выдержав, выскочат из окопов, начнется мясорубка. Лейтенант уже видел поля под Смоленском, сплошь усеянные телами убитых. Красноармейцы разбегались, а сверху их выкашивали бризантные заряды.

Сейчас, когда передний край обороны был нанесен на карту, следовало позаботиться о себе. И снова лейтенант совершил ошибку. Желая показать радисту, что ему наплевать на кучку русских солдат, уже ползущих к ним, он демонстративно не спешил.

Аккуратно укладывал карты в планшет, бинокль – в чехол, и лишь затем приказал радисту:

– Заводи нашу лошадку.

Когда заработал двигатель «БМВ», лейтенант передернул затвор автомата:

– Ну-ка, умерим им прыть, Юрген. Огонь!

Два магазина опустели за полминуты, скашивая траву и прижимая русских к земле.

– Вот так, – меняя магазин, удовлетворенно сказал лейтенант. – Теперь по местам. Когда они придут в себя, мы будем далеко.

Мотоцикл набрал скорость за считаные секунды. Мощный двигатель и отсутствие коляски позволяли лейтенанту уходить от преследователей со скоростью семьдесят километров.

Хлопнул винтовочный выстрел, затем сразу два или три. Пули свистели довольно близко, и лейтенант прибавил газу. Не отрывая взгляда от колеи, он весело прокричал:

– Страшно, Юрген?

– Не очень… господин лейтенант.

– Еще минута, и мы оторвемся от этой шайки.

Один из лучших стрелков во взводе Егор Веселков промахнулся и сейчас целился снова. Привычно задержав дыхание, плавно надавил на спуск.

Мотоцикл уже набрал скорость под восемьдесят (господин лейтенант любил быструю езду) и уже летел над колеей. Лейтенант не успел удивиться этому полету. Острая боль прожгла плечо. Рука онемела, а мотоцикл пошел куда-то в сторону. Подскочил на ухабе и с маху завалился на бок, крутнулся, ломая лейтенанту ногу.

Радист покатился по жесткой осенней траве, обдирая лицо и ладони. Но серьезных повреждений не получил и сразу схватился за автомат.

– Юрген, помоги, – стонал лейтенант.

– Русские, они бегут сюда. Все пятеро.

– Вызывай помощь… Быстрее. Мы с ними не справимся.

Наверное, девятнадцатилетний лейтенант сам не понимал, что говорит. Рацию сорвало со спины, крепко ударило о землю, а пятеро русских бежали с винтовками наперевес.

Радист служил в вермахте с тридцать восьмого года и много чего повидал. Он сразу понял, что они крепко вляпались, но, повинуясь долгу, открыл огонь.

После второй или третьей очереди свалил одного из русских, немного приободрился. Однако вскоре понял, что если не побежит, то его застрелят или возьмут в плен. Бросить раненого командира стало бы преступлением.

Загоняя очередной магазин, оглянулся. Может, лейтенант уже умер? Зацепило его крепко. Шинель на плече пропиталась кровью. Вывернутая нога была тоже окровавлена, но лейтенант шевелился и даже достал из кобуры пистолет.

У радиста Юргена было двое детей, хороший дом. Он не хотел умирать, но не видел выхода. Теперь он стрелял поверх голов бегущих к ним русских. Вертелась мысль, что можно сдаться в плен. Ведь положение безнадежное.

– Бросай в них гранаты, – хрипел лейтенант. – Ты их прикончишь и вывезешь меня.

Радист выполнил этот приказ, как выполнял до этого десятки других. Он успел бросить две гранаты, которые не долетели до цели, но ранили одного из красноармейцев.

– Эй, не дурите, сдавайтесь! – крикнул Иван Коржак.

Пуля ударила радиста в грудь под горло, а Коржак, обернувшись, выругался.

– Нужен «язык». Не стрелять.

Но с «языком» ничего не получилось. Когда добежали, радист был мертв, а офицер истекал кровью. Пуля пробила ему легкое, была сломана нога.

Мотоцикл тоже никуда не годился. Зато достался планшет офицера с картой и другими бумагами. Рация от удара разбилась. В качестве трофеев сняли с обоих немцев часы, собрали оружие: автоматы, пистолет и четыре гранаты с длинными, удобными для захвата рукоятками.

Один красноармеец был убит автоматной очередью, другой ранен осколком в бок. Когда собрали трофеи, Федосеев примерил сапоги радиста. Вопросительно глянул на Коржака:

– Ничего? А то у меня ботинки развалились.

– Бери, если надо. Не противно фрицевскую обувку таскать?

– Не противно, – резко отозвался здоровяк. – Без хорошей обуви не повоюешь. А мой размер трудно найти.

Документы, доставленные разведгруппой Ивана Коржака, подтвердили догадку комдива Панфилова, что удар будет нанесен на левом фланге.

На рассвете 15 октября 1941 года на позиции 1075 го полка обрушилась мощная артиллерийская подготовка. Вели огонь немецкие полевые орудия, 105 миллиметровые гаубицы, минометы. Грохот не стихал более часа.

За три дня полк сумел врыться в землю, часть людей отвели в глубину обороны. Командир четвертой роты Павел Гундилович находился на своем командном пункте, а точнее, в глубоком окопе, перекрытом бревнами.

Тройной накат и метровый слой земли держали мины. Но прямое попадание 105 миллиметрового фугасного снаряда могло закончиться гибелью. Телефонист и ординарец, оглохшие от непрерывного грохота, уже не верили, что доживут до конца обстрела.