Читать книгу "Ганнибал. Бог войны - Бен Кейн"

Аврелия рассматривала сзади Агесандра. Он был кривоног и жилист, каким она и помнила его всю жизнь. Единственным видимым признаком старения были участки седых волос над ушами. В правой руке у него небрежно болталась дубинка, но Аврелия знала, как быстро Агесандр умел вертеть ею в воздухе. Где-то у него был припрятан и кинжал – в этом она не сомневалась. В свои пятьдесят или чуть меньше он по-прежнему имел устрашающий и безжалостный вид. Люди старались уступать ему дорогу, что делало путь намного легче. Аврелию снова кольнула мысль, что он двигается быстрее, чем обычно, хотя ее сын на руках становился все тяжелее.

– Агесандр, остановись. Мне нужно немного отдохнуть.

Тот повернул голову. Аврелии показалось, что она заметила выражение нетерпения у него на губах, но оно прошло так быстро, что она не была уверена.

– Конечно. Вон там. – Он указал налево от нее.

В нескольких шагах посетители сидели на табуретах за стойкой открытой таверны.

Аврелия со вздохом облегчения поставила Публия на землю, и ее ноздрей достиг запах жареных колбасок и чеснока. И не одна она почувствовала запах.

– Кой-баски? – пропищал сын. – Кой-баски?

– Не сейчас, милый, – сказала она, а заметив, как Агесандр постукивает носком сандалии по земле, ощутила раздражение. – В чем дело?

– А? – Его лицо ничего не выражало.

– Ты как будто нервничаешь. Нам что-то угрожает? Какая-то опасность?

Его глаза обежали прохожих и вернулись к ней.

– Нет.

С тех пор как Агесандр у нее на глазах зарезал Суни, Аврелия боялась его. Она до сих пор была не в состоянии подробно расспрашивать его.

– Что-то происходит. Что?

Маска на мгновение спала, и Аврелия увидела в глазах провожатого страх. Ей стало не по себе. После Канн их жизнь обрела какую-то стабильность. Правда, она мало виделась со своим мужем, а Квинта и его друга Гая не видела вовсе, но ее время занимал Публий. Жизнь катилась без потрясений. Никто из ее близких не был ранен или убит.

– Агесандр, скажи мне, что происходит?

– Ваша мать, – неохотно проговорил он. – Она не очень хорошо себя чувствует.

– Я видела ее неделю назад, – возразила Аврелия.

Мать упоминала, что несколько недель плохо спала и что немного потеряла в весе, но какая женщина будет жаловаться на это? Первое было нормально, а второе всегда казалось желанным.

– Тогда она была здорова.

– Кой-баски, мама, – сказал Публий и шмыгнул к стойке. – Кой-баски!

Бросившись за сыном, Аврелия не расслышала ответ Агесандра. Она привела ухмыляющегося Публия обратно с половинкой колбаски, которую дала ему веселая добродушная женщина у стойки, и снова спросила:

– Ну?

Он не смотрел на нее.

– Ее сильно тошнило. Жаловалась на боль в животе.

– Наверное, что-то съела?

– Сомневаюсь. Я ел то же самое, и здоров. – Он взглянул на улицу. – Мы можем идти дальше?

Аврелия взяла Публия и пошла за Агесандром. Она заметила взгляд Элиры, когда он упомянул, что ел то же, что и Атия, так что не она одна представила худшее.

– Мать беспокоится, что ее отравили?

При слове «отравили» многие прохожие заинтересованно обернулись, но ей было все равно.

– Вовсе нет. Говорю же, мы ели одно и то же.

Значит, не еда. Мать пила только воду из родника – значит, и не питье, решила Аврелия.

– К ней являлся врач?

– Сегодня утром. Поэтому я и пришел за вами.

Теперь женщину действительно охватила тревога.

– Почему? Что он обнаружил?

Провожатый не ответил, и Аврелия ускорила шаг, чтобы его догнать. Публий подскакивал и радостно булькал, принимая это за гонки.

– Агесандр, что он сказал?

Мужчина бесстрастно посмотрел на нее.

– Ваша мать не велела говорить вам. Она хочет сказать сама.

– Понятно. – Губы Аврелии сжались в тонкую линию, но внутри ее охватила паника. Она не слышала, чтобы мать когда-либо так вела себя. Глубоко вздохнув, молодая женщина ласково улыбнулась Публию: – Скоро увидим бабушку, мой дорогой! – а Агесандру сказала: – Пошли скорее.

Всю оставшуюся дорогу все, кроме Публия, угрюмо молчали.

Когда Аврелия вошла, Атия села в постели и сделала попытку разгладить измятые простыни.

– Аврелия, Публий! Как поживает мой маленький солдат?

– Ба-бука! Ба-бука! – Публий бросился на ложе в бабушкины объятия.

Аврелия ласково смотрела на их встречу, стараясь скрыть свое потрясение. Застать мать в постели в такой час уже само по себе достаточно необычно, но в темной комнате и в таком виде? Прошло семь дней с их последней встречи, а Атия постарела лет на десять, если не больше. Тусклое освещение не могло скрыть ни ее серого лица, ни того, что ее остро очерченные скулы не были, как обычно, припудрены охрой. Черные волосы, обычно убранные назад, теперь свисали безвольными прядями с обеих сторон осунувшегося лица.

– Как ты себя чувствуешь, мама? – спросила Аврелия, злясь на тупость своего вопроса.

Тусклая улыбка.

– Уже лучше, но также и хуже. С помощью богов выздоровею. – Атия поворошила волосы Публия. – Хочешь сладкий пирожок, мой маленький солдатик?

– Да! Да!

– Тогда беги на кухню. Спроси повара, есть ли у него что-нибудь для тебя.

Аврелия пропустила сияющего Публия, после чего вошла в спальню матери и сморщила нос от отвращения.

– Здесь так душно… Когда ты последний раз тут проветривала? Не стоит весь день проводить здесь. Выйди во двор. Сегодня чудесное утро. От свежего воздуха тебе станет лучше.

Не сказав ни слова, Атия скинула одеяло и свесила ноги к полу. Они тоже похудели.

Внезапно Аврелия ощутила себя старой. Заметила мать или нет, но их отношения изменились. Теперь она заботилась об Атии, а не наоборот. Чем бы ни кончилась болезнь матери, их роли не станут такими, какими были прежде. Это естественное развитие отношений между родителями и детьми, поняла она, но не то, чего хотелось в настоящий момент. Аврелия дала Атии руку, и вместе они вышли из дому. Дневной свет не прибавил матери привлекательности, и дочь пыталась подавить тревогу. Мешки под глазами у женщины были глубоки, как кратеры, она согнулась и не могла идти выпрямившись. Вряд ли что-то серьезное, говорила себе Аврелия. Мать крепка, как скала, она никогда не болела. Дочь подвела ее к деревянной скамейке по дорожке, выходившей через колоннаду в солнечный двор, любимое мамино место. Аврелия подозревала, что здесь мать думала о Фабриции.

– Посмотри, солнышко по-прежнему сияет. Для тебя.