Читать книгу "Я хочу домой - Эльчин Сафарли"

Такая встреча случается лишь раз в жизни. У меня она произошла в шестьдесят два – теперь живу другой жизнью. Более чистых оттенков. Я встречал красивых женщин, преданных друзей, великих учителей. Но к океану света пришел благодаря внуку».

Багровый закат пробивается сквозь ветки гранатового дерева. Алые лепестки его соцветий осыпаются под вальсом ласкового гилавара.

Нури сидит на скамейке рядом со мной. Сегодня вечером округа наполнена чарующим молчанием. Слышны лишь редкие вздохи ветра и воркование горлиц.

Тишина – лучшее из всего, что мы слышим.

Эмилио проснулся, накормлен и играет неподалеку с белым щенком Беязом. «Недавно переводил Бориса Леонидовича, и у него были очень важные слова: “Не волнуйся, не плачь, не труди сил, иссякши, и сердца не мучай. Ты жива, ты во мне, ты в груди, как опора, как друг и как случай”.

Почему-то многие адресуют эти слова женщине. По-моему, речь в них о вере, жизнь которой человек продлевает каждым своим вздохом».

17

Любой кризис – возможность стать лучше, крепче, счастливее. Это доказано и учеными.

Американские антропологи обнаружили, что эпидемия бубонной чумы, уничтожавшая в XIV веке миллионы жителей Европы, в итоге положительно повлияла на здоровье и продолжительность жизни следующих поколений. После эпидемии европейцы стали следить за питанием, строить более светлые, просторные дома и элементарно чаще проветривать помещения.

Кризисы – наши лучшие учителя. Важно в них не замыкаться, а попытаться подняться на новый уровень.

Именно кризис в личной жизни научил меня любить. Обычно к последнему глаголу добавляют «по-настоящему», но это звучит странно. Ты либо любишь, либо нет – все остальное пустые слова.

То, что я тяжело переживал как несчастную любовь, на самом деле было болезненной привязанностью. Мы часто принимаем эгоизм за самое бескорыстное чувство на Земле и, вместо того чтобы начинать с себя, обвиняем ближнего.

Руми писал: «Если хочешь построить новое, ты должен расстаться со старым. Если пшеница не обмолочена, как выпечь из нее хлеб?»

* * *

В городе у южного предгорья часто используют слово «зенин». В переводе с местного наречия оно означает «уметь быть между небом и землей». В этих краях важность создания и сохранения внутреннего баланса считают главным аспектом счастья.

У Садыка на базаре самая яркая лавка, зеленого цвета. Это не только цвет ислама, но и символ гармонии, плодородия.

Прихожу к Садыку за овощами. Сегодня за прилавком ему помогает младший сын Эмир. У него такая же, как у отца, ямочка на подбородке и большой открытый лоб.

Садык угощает меня прохладным айраном, предлагает попробовать свежий базилик с козьим сыром.

«Какое же счастье найти свое место в жизни и не быть там, где ты вынужден быть другим». Недавно Садык вернулся из шумной столицы, где, казалось бы, есть и возможности, и достаток. «Но там нет хузура[41], сынок».

«Страшно, когда чего-то слишком много, – в этом изобилии легко потерять баланс. От деда нам достался большой участок щедрого чернозема. Помню, дед часть каждого урожая раздавал бедным семьям и перед посевом посыпал поле сахаром. Так в наших краях выражали благодарность земле. Если тебя чем-то наградили, то первым делом для того, чтобы этим делиться.

В прошлом году мы с сыновьями решили отвозить фрукты, овощи и зелень в столицу и сдавать там в гранд-маркет. Поехали, договорились, нам хороший процент предложили. Начали работать.

Как-то в воскресенье, приехав в маркет, я увидел, как небрежно люди перебирают клубнику, топчут выпавшую из ящиков черешню, а кто-то даже не поднимает вывалившиеся из его пакета пучки укропа.

Для многих из них это то, что можно легко купить в ближайшем магазине и, не успев использовать дома, выбросить в мусорное ведро. А для нашей семьи это труд, часть любви, которой людей награждает Вселенная.

Я попытался объяснить это администратору маркета. Он засмеялся: “Старик, нам утром пришлось выбросить три ящика скисшего крыжовника, его не успели купить. И что нам теперь, поминки устраивать? Хорош драматизировать!” Я забрал свою черешню, расторг договор, вернулся домой.

Люди потребляют мир, выкачивают из него больше возможного. Люди относятся ко всему, как к должному – новому дню, пешей прогулке, теплому солнцу, созревшей клубнике и даже к хорошим людям. Хотя всегда есть и будут те, кто мечтает о свежем хлебе или возможности прогуляться по берегу моря.

Важно ко всему относиться с благодарностью и ценить, казалось бы, привычное. Из этих самых простых деталей состоит счастье, поисками которого мы себя изводим. У человека природа такая – привыкли искать, а не находить».

* * *

Вернувшись с рынка, нарезаю кольцами баклажаны, сладкий перец, репчатый лук, помидоры и молодой картофель, закладываю слоями в глубокую чугунную сковороду. Сверху немного воды, оливкового масла, пару щепоток соли, черного перца. Тушу на маленьком огне сорок минут.

Пока готовится ужин, выхожу за свежим йогуртом. Забыл купить на рынке. Нужно слегка взбить йогурт венчиком, добавить сушеной мяты, нерафинированного подсолнечного масла – и вкусный соус к тушеным овощам готов.

По дороге в ближайшую лавку вижу, как портной Кенан аккуратно обходит спящего пса, который лег посреди тротуара. На войне Кенан потерял правую ногу, но продолжает любить жизнь, жену и двух дочерей.

Приписывать себе статус жертвы и винить все силы мира в своем сложном положении легко. А продолжать путь даже с одной ногой и любить мир вокруг себя – истинный героизм.

18

Вдоль верхней части города пролегает длинная улица. Местный народ обходит ее стороной и называет Болтливой. На ней построили дома жители мегаполиса, которые в теплые месяцы прячутся тут от столичной суеты. Казалось бы, они приезжают сюда на отдых, но все равно продолжают шумно, много болтать.

Нури говорит, что воздух Болтливой пропитан безумием. «Оно есть в каждом из нас, но его нужно контролировать… Знаешь, почему они так много говорят? Боятся услышать себя истинных».

В летние сумерки прогуливаюсь по Болтливой улице. В темноте видимость ухудшается, поэтому люди раскрываются больше обычного – страх быть настоящими ослабевает.

Иду вдоль домов, жители которых наслаждаются вечерней прохладой на верандах.

Прохожу мимо белого дома с синими лестницами. Отец с маленьким сыном смотрят футбольный матч. Старший заботливо накрывает ноги малыша желтым пледом (комары ведь), и тот, положив голову на отцовский живот, сонно затихает.

Вот одноэтажный дом с соломенной мебелью на веранде. Свет приглушен, но тени и крики выдают происходящее внутри: мужчина спорит с женщиной, потом толкает ее и выходит во двор. Закуривает. К женщине подбегает плачущая девочка.