Читать книгу "Капитан-лейтенант Баранов - Владимир Шигин"

Не менее решительно Николай Михайлович боролся и с очередной напастью – холерной эпидемией, пришедшей в Нижний в 1892 году. По распоряжению губернатора на Волге устраивали плавучие госпитали-бараки, под холерный лазарет отвели даже губернаторский дворец, на волжских островах организовали резервации для заражённых, на собственные средства, закупает тёплые одеяла и лекарства больным.

– Орёл! – говорили о нём нижегородцы, прибавляя: – Да и орёл-то особенный – лихой!

Много рассказов осталось о том, как Баранов ездил верхом. Будучи моряком, он не слишком уверенно и элегантно сидел в седле, зато компенсировал эти недостатки тем, что всегда предпочитал рыси карьер. А потому обыватели не удивлялись, когда видели несущегося верхом на лошади галопом своего губернатора.

– Видать, куда-то поспешает! Ишь, как наяривает! – говорили ему вслед.

Любовь к скорости привела к тому, что Николай Михайлович возглавил нижегородское общество любителей конского бега.

В конце 1887 года в Нижний пришла печальная весть: на Чёрном море во время перехода из Самсуна в Одессу пропала без вести его «Веста» со всей командой в 34 человека. Это известие Баранов сильно переживал. Увы, но тайна гибели «Весты» так и не раскрыта до сегодняшнего дня.

Особой заботой Баранова во все годы его губернаторства была знаменитая нижегородская ярмарка – главная торговая ярмарка империи. На время её проведения Нижний становился неофициальной столицей, куда съезжались купцы и промышленники, помещики и банкиры со всей России и сопредельных стран. Вместе с ними в Нижний валом валили воры и шулеры, грабители и проститутки. Со всей этой публикой надо было разобраться. Кого оградить от посягательств и дать возможность торговать и заключать договора, кому не мешать отдохнуть на широкую ногу, а кого вовремя схватить за руку и не дать совершиться беззаконию. То, что сделал для развития и популяризации Нижегородской ярмарки Баранов, – это отдельная тема. Тогда-то пригодился ему опыт, приобретённый в молодости на международных технических выставках. Именно при Баранове Нижегородская ярмарка обрела свою настоящую всемирную славу, как место демонстрации достижений России во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства, и приносила фантастические доходы, из которых к Баранову не прилипло ни копейки.

Разумеется, успех пришёл не сразу. Вначале Баранову пришлось бороться с голодом и холерой, и только устранив эти две старые приволжские напасти, он всю свою кипучую энергию направил на организацию Всероссийской ярмарки, которая и открылась в 1896 году.

Что-что, а опыт устройства выставок достижений науки и хозяйства у Баранова имелся!

Всё выставочное устройство и порядок на ярмарке были обязаны исключительно трудам и организаторскому таланту Баранова, но и причиной ухода его впоследствии с поста нижегородского губернаторства послужила, увы, всё та же выставка. Как писали современники, одним из поводов для отставки Баранова послужила его стычка с председателем Ярмарочного комитета небезызвестным меценатом революционеров всех мастей Саввой Морозовым. Вполне возможно, что со стороны Морозова это была хорошо спланированная провокация, имевшая целью устранение не в меру энергичного и популярного губернатора.

Вообще же Нижегородская ярмарка, этот «торгово-промышленный нерв империи», всегда была в центре губернаторских забот Николая Михайловича. В 1884 году он встречал здесь впервые прибывшую в Россию бразильскую торгово-дипломатическую делегацию во главе с маркизом Майя. Через год по инициативе Баранова на ярмарке впервые была организована выставка изделий кустарных промыслов Поволжья.

В 1890 году первый раз прибыли в Нижний Новгород афганские купцы. Закупив товара на крупную сумму, они погрузили его на баржу у Сибирской пристани. Но ещё не успели застраховать, как над Волгой разразилась страшная гроза. Молния ударила в баржу, и весь груз погиб в огне. По просьбе губернатора ярмарочное купечество совершило настоящий «подвиг великодушия», на следующий же день бесплатно выдав «погорельцам» товара на 250000 рублей серебром. Представляете, насколько был велик авторитет Николая Михайловича в обществе?!

В каких только ипостасях не приходилось выступать Баранову за время его губернаторства! Развелось сильное воровство и мздоимство – Баранов устраивает прямо на площади «показательные суды», сам, в присутствии толпы, решая дела как заправский мировой судья, «по совести и беспристрастно». Участились городские пожары – Николай Михайлович не пропускает ни одного, принимая на себя в борьбе с огнём функции брандмайора и лично лазая по крышам с пожарным топором и шлангом. Обветшал старый ярмарочный Главный дом – губернатор составляет архитектурный проект нового (частично использованный впоследствии при перестройке здания)… Кто-то считал, что таким поведением Баранов зарабатывает дешёвую популярность, кто-то говорил о странностях психики губернатора. Однако всем было очевидно, что, вникая во все мелочи, Баранов твёрдо держит руку на пульсе своей губернии.

Необходимо отметить, что Баранов, являясь великороссом и будучи настоящим патриотом России (за что не раз удостаивался звания «губернатора-черносотенца»), не только призывал к национальному согласию, но и решительно выступал против всякого проявления национальной нетерпимости. При этом он не боялся идти на самые крайние меры. Вечером 7 июня 1884 года в Нижнем Новгороде, в заречной слободе Канавино начался еврейский погром. Баранов действует жёстко и быстро, как и положено моряку, не боясь принимать крайне жёсткие и весьма непопулярные меры. Только благодаря энергичным действиям и решительности Баранова погром удалось подавить ещё в самом начале.

В своём рапорте на Высочайшее имя императору Александру III Баранов так сообщал о нижегородском погроме и о своих действиях по его прекращению:

«К числу обстоятельств, о которых считаю долгом своим всеподданнейше подробно доложить Вашему Императорскому Величеству, относится весьма прискорбное событие, бывшее в заречной части Нижнего Новгорода, непосредственно прилегающей к району ярмарки и Московской железной дороге. 7 июня на исходе 10-го часа вечера с телеграфной станции Макарьевской части были ко мне и нижегородскому полицмейстеру отправлены спешные телеграммы: одна – от пристава названной части, а другая – от московского первой гильдии купца еврея Дейцельмана. Обе депеши сообщали, что в момент отправления их начинала образовываться толпа рабочих, угрожающая евреям. Эти телеграммы уже не захватили меня дома, ибо в момент отправления их я, уже получив смутное словесное сведение о каком-то буйстве, будто бы происшедшем в заречной части, поспешил туда уехать вместе с находившимися у меня прокурором Нижегородского окружного суда и нижегородским полицмейстером. В момент отъезда моего из дому я не придавал особенной важности беспорядкам, о которых услышал, объясняя их себе каким-нибудь простым разгромом одного из многочисленных канавинских кабаков, а потому не желал бы и не считал нужным вызывать из лагеря войска. И, садясь лишь на перевоз, так как по случаю разлива рек Оки и Волги мост ещё не был наведён, я с пристани послал начальника речной полиции к начальнику дивизии генерал-лейтенанту Корево просить на всякий случай подготовить две роты к быстрому выступлению из лагеря. В 10 часов с несколькими минутами я был в заречной части города, где ко времени моего приезда успели собраться 18 человек полицейских чинов и одновременно со мной явились прокурор и полицмейстер. Отсутствие луны и освещения в заречной части делало ночь особенно тёмною. Все улицы еврейского квартала были затоплены бушующей толпой, простиравшейся, вероятно, до шести тысяч человек. Первое сборище я застал у разрушенной уже еврейской молельни, около которой было несколько изуродованных трупов и один ещё живой избитый еврей, которого доколачивала толпа. Протискавшись к несчастному и ставши над ним, мне удалось не только остановить остервенелых убийц, но заставить двоих из них помочь полицейским вынести умирающего из толпы и для доставления в больницу положить на приведённого извозчика. Затем толпа послушалась моего приказания и разошлась. Это мне дало надежду, что удастся и в других местах восстановить порядок без употребления военной силы, за которой я послал, как только увидал, что начавшиеся беспорядки имеют серьёзный характер. Подойдя к следующему месту беспорядков, к дому, где помещалась контора названного купца Дейцельмана, все усилия мои, полицмейстера и нескольких подоспевших полицейских чиновников разбились о пассивное сопротивление обезумевшей толпы. Главным образом неуспех свой я объясняю тем, что не было физической возможности перекричать несколько тысяч человек, без умолку оравших „Ура!“ и „Бей!“. В момент моей последней попытки прорваться на лестницу громимого дома в толпе я увидал одного молодого человека, весьма прилично одетого, который ближайшим из толпы показывал окровавленную руку и что-то толковал о пролитии евреями христианской крови. Личность эта показалась мне одним из вожаков и потому было весьма желательно его арестовать. Не будучи в состоянии сделать это силою и не желая бесцельно рисковать горстью бывших со мною полицейских, я сделал вид, что верю в опасность раны на руке, и, выхвативши двух ближайших мужиков, поручил им помочь полицейскому доставить несчастного раненого к доктору на станцию железной дороги. Попытка эта удалась, и мнимо серьёзно раненный, удалённый от толпы, был доставлен в острог. Ныне окончившееся следствие доказало, что сказанный человек был руководителем при разграблении конторы Дейцельмана и ранен был в руку не евреем, а одним из грабителей, по указаниям раненого пытавшимся взломать железный кассовый сундук и впотьмах задевшим топором по руке своего наставника.