Читать книгу "Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален"

После этого обмена любезностями Готхейн попросил маршала принести присягу как свидетеля. И тут возникли некоторые трудности. Гинденбург настаивал, чтобы Людендорф зачитал подготовленное заявление, в котором они оба отрицали свою обязанность давать показания, потому что все ими сказанное может подвергнуть их опасности уголовного преследования. Свидетели не обязаны давать показания, в соответствии с применяемым в данном процессе уголовным кодексом, если их ответы могут быть использованы против них. Они заявили, что готовы свидетельствовать, но если откажутся от своего права не давать показания, то только для того, чтобы помочь установить историческую правду. «Только зная историческую правду, немецкий народ может оправиться от потрясений и обрести былое величие, и только ради этого мы готовы дать свидетельские показания под присягой». Председатель постарался представить это заявление как «изъявление частного пожелания свидетеля», и оба военных были приведены к присяге.

Готхейн задал Гинденбургу первый из серии вопросов, которые были переданы обоим свидетелям заранее. Он касался неограниченной подводной войны. Когда было решено, что эту всеобъемлющую кампанию нельзя больше откладывать, и почему? Как и было договорено, Гинденбург проигнорировал вопрос, а вместо ответа зачитал подготовленное для него заявление. Оно не имело ничего общего с заданным вопросом, его целью было только оправдать методы ведения военных действий Верховным командованием. В стремлении вести войну до победы, подчеркивалось в заявлении, Верховное командование всегда считало себя исполнителем воли народа и армии. Армия храбро сражалась до конца, в то время как народ оказался слабым, недисциплинированным, а ошибки правительства в конце концов неизбежно привели к военному коллапсу. Здесь он не только повторил то, о чем писал в своих мемуарах, но и пошел еще дальше. Распад гражданской морали, заявил он, начался еще до того, как он и Людендорф приняли Верховное командование в августе 1916 года. «Когда мы приняли командование, мы подали правительству ряд предложений, целью которых было сосредоточение сил всего народа для скорейшего окончания войны на благоприятных для нас условиях. <..> Все мы знаем судьбу этих предложений. <…> Я стремился достичь всестороннего и деятельного сотрудничества, а был встречен слабостью и отказом действовать. С тех пор и до самого конца мы никогда не были избавлены от беспокойства, сумеет ли наш народ в тылу выстоять до победного окончания войны». Более того, разрабатывались планы, и Верховному командованию о них было известно, направленные на подрыв морали в армии и на флоте. «Цели, предполагаемые нашими лидерами, стали недостижимыми. <…> Наши операции были обречены на провал, конец представлялся неизбежным, а революция была краеугольным камнем всего».

Затем Гинденбург произнес слова, вошедшие в историю: «Английский генерал справедливо заметил: «Немецкая армия получила удар в спину». Надежному ядру армии невозможно приписать вину. Ее действия, так же как и действия офицерского корпуса, вызывают наше общее восхищение. Вполне понятно, на ком лежит вина. Если нужны другие доказательства, их можно найти в заявлении, сделанном британским генералом, а также во всеобщем удивлении наших врагов своей победой». В заключение маршал добавил, что всегда был единодушен с Людендорфом, когда дело касалось важных решений. «Мы вместе несли тяготы тревог и тяжелой ответственности. И сегодня мы предстали перед вами вместе, мы, отвечавшие за идеи и методы Верховного командования начиная с августа 1916 года». Людендорф был вполне удовлетворен и, как он отметил в своих мемуарах, почти готов был забыть прежние обиды – в конце концов, что прошло, то быльем поросло.

Готхейн неоднократно пытался прервать Гинденбурга, поскольку заявление не отвечало на поставленный вопрос, но маршал не обращал на его протесты никакого внимания. Когда он закончил чтение, Готхейн повторил вопрос, касающийся решения 1 февраля 1917 года – времени начала неограниченной подводной войны. Гинденбург ответил очень кратко и отослал председательствующего к Людендорфу. Обстановка в зале начала накаляться. Людендорф говорил непоследовательно и самоуверенно, обсуждение часто прерывалось весьма бурным обменом мнениями между ним, председателем и другими свидетелями. Гинденбург хранил полное спокойствие и довольствовался лишь редкими короткими репликами. Заседание закончилось в общем – то ничем, но после этого не слишком приятного инцидента комитет решил больше этих свидетелей не приглашать. На следующий день Гинденбург отбыл в Ганновер, сопровождаемый восторженными митингами и демонстрациями. На станции его снова ожидал почетный караул – проводы прошли на высшем уровне.

Так состоялось официальное рождение легенды об «ударе в спину». Собственно говоря, эта идея существовала и ранее, но не так броско выраженная. В действительности она была высказана еще до окончательного военного коллапса, когда Людендорф с вновь обретенной уверенностью в могуществе армии уведомил правительство, что продолжительное сопротивление зависит от настроя «домашнего фронта» на продолжение борьбы. Легенда была неумышленно поддержана союзниками, когда они настояли, в противоположность обычной практике, на ведении переговоров о перемирии с гражданскими, а не с военными властями. Генералы, таким образом, были избавлены от ответственности за принятие условий перемирия и получили возможность распространять и поддерживать миф о непобежденной армии, преданной коррупционерами – политиками. На эту версию теперь дал санкцию Гинденбург. При столь могущественной поддержке все противоречащие документальные свидетельства и экспертные мнения оказались совершенно неэффективными.

Беседы, которые вел Гинденбург в Берлине, касались не только его подготовки к появлению перед следственным комитетом. Ряд посетителей прибывал с совершенно другой целью. Выборы Эберта президентом рейха были временными, они основывались на временной конституции, которую Национальное собрание поспешно создало в первые же дни своего существования. 11 августа 1919 года в Веймаре была обнародована постоянная конституция, в соответствии с которой началась подготовка к выборам нового президента.

Не приходилось сомневаться, что Эберт снова станет кандидатом на этот пост от социал – демократов. При тяжелейших обстоятельствах он выполнял свою работу с достоинством и очевидной эффективностью. На новых выборах он вполне мог рассчитывать на голоса буржуазии, центристов и демократов, иначе говоря, победа ему была практически гарантирована. Кандидат от правых сил мог рассчитывать обойти Эберта, только если ему удастся оттянуть голоса буржуазии. Хотя номинация Гинденбурга не вызвала энтузиазма в феврале 1919 года, некоторые лидеры правых считали, что атмосфера изменилась достаточно радикально, чтобы он стал человеком, имевшим реальный шанс победить Эберта.

Лидеры Немецкой народной партии с энтузиазмом поддержали это предложение. Некоторые возражения против кандидатуры маршала возникли только в Рейнской области и на юге Германии якобы на том основании, что Гинденбурга не следует втягивать в партийно – политическое соревнование. В действительности они были вызваны недовольством, высказанным в прусских военных кругах. Тем не менее большинство партии поддержало своих лидеров. В августе 1919 года, менее чем через две недели после принятия новой конституции, исполком партии решил представить имя Гинденбурга народу. Буржуазия сплотилась вокруг него. Штреземан – глава народной партии – доказывал, что никакой другой буржуазный кандидат не осмелится выступить против. Его кандидатура не должна была рассматриваться как наступление монархизма, просто президентство Гинденбурга облегчало монархистам принятие новой ситуации.