Читать книгу "День отличника - Максим Кононенко"

Коридор чистящих средств. Здесь: «Комет», «Фэйри» и уголь с песком.

Коридор средств женской гигиены и детских подгузников. Здесь «Олвэйз», «Памперс» и «Тампакс». Здесь презервативы из Баковки.

Коридор средств ухода за волосами. Здесь: «Вош энд Гоу», «Хэд энд Шолдерс», «Пантин Про-Ви», «Шамту» и «Хербал Эссенсес».

Коридор средств ухода за телом и лицом. Здесь: мыла «Камэй» и «Сэйфгард», дезодоранты «Сикрет» и «Олд Спайс», бритвы «Жилетт» и «Браун».

Коридор средств ухода за полостью рта. Здесь: «Бленд-а-Мед» на все случаи жизни и смерти, включая послепохмельное утро, подготовку к теракту и погребение, зубные щетки «Орал-Би», как на батарейках, так и с ручным приводом.

Коридор косметических средств. Здесь: полные линии продукции «Макс Фактор», «Дольче энд Габбана», «Гуччи» и «Хьюго Босс».

Коридор продуктов питания для людей и животных. Здесь: кофе «Фолжерс», грузинский плиточный чай, чипсы «Принглз» и освежающая «Проктер-кола». Гэмблгеры и питательный бобовый суп. Порридж, корм для кошек «Ямс» и гранулированный овес для лошадей. Все это очень вкусно и, безусловно, полезно.

Коридор бытовых изделий и топлива: подковы, гвозди, свечи, дрова, батарейки «Дюрасел», лыжи и мазь для них, карандаши и бумага, посуда, крючки и калоши.

Коридоры лекарств, деталей для трейлеров, спальных мешков, сала, конфет и одежды. Коридоры с книгами, музыкальными инструментами и билетами в баню. Коридоры, коридоры, коридоры с продукцией.

Двести торговых марок, тысячи наименований продукции, сотни миллиардов долларов годового оборота — ассортимент компании «Проктэр энд Гэмбл» практически бесконечен. И как прав был Пентхауз, выбравший именно эту компанию стратегическим инвестором в д. российскую экономику. Не нефтяных монополистов, не банки и не валютные фонды. А мирового лидера в производстве товаров народного потребления.

Нам сделали правильный выбор. Теперь мы свободны и обеспечены всем необходимым для повседневной жизни и творчества. Рукоподаю потреблению.

Мне нужен сахар, и я отправляюсь в коридор продуктов питания. Людей немного — сегодня понедельник, а большинство д. россиян отовариваются в пятницу. Передо мной у окошечка «сахар» стоят пятеро: два Бахтияра, Егор Расторгуев из прачечной, какая-то ассистентша с собачкой и давешняя женщина в рыбном. Рукоподаю Расторгуеву и удивляюсь той женщине — что ж она тут без пристани шастает?

— Простите, — говорю я даме, — Мы с вами видимся вот уже в третий раз за сегодня. Быть может, у вас что-то случилось?

— У меня?! — испуганно спрашивает женщина в рыбном, — А что, со мной что-то не так?

— Да нет, — я пожимаю плечами как можно приветливей, — С вами все в полном порядке. Правда, я вижу, вы плакали — но это ведь ваше личное дело. Мы живем в свободной стране, и каждый ее гражданин имеет полное право плакать когда и где ему вздумается.

— Я потерялась, — тихо говорит мне женщина.

— Потерялись во Фридом Хаузе? — спрашиваю я улыбаясь, — это бывает. Тут путано.

— Я потерялась в жизни, — еще тише говорит женщина, — Я не знаю, что делать мне дальше.

— А зачем же вы тогда стоите в очереди за сахаром? — удивляюсь я, — Ведь надо сначала определиться.

Меж тем два Бахтияра уже отоварились. Черед Расторгуева.

— Да я тут без причины, так встала, — поясняет мне дама, — Я просто не не знаю, куда мне идти дальше.

— Я помощник министра свободы слова, — говорю я таинственной женщине, — Я готовлюсь стать правозащитником. Вы обязательно должны рассказать мне, что с вами случилось. Если возможно — дайте мне получить немного сахара для моих мерина и Бахтияра, и потом мы с вами проследуем ко мне в кабинет, побеседовать.

Женщина краснеет, пугается и отходит немного в сторону.

Егор и неведомая мне ассистентша с собачкой берут сахару на двоих. В их глазах светятся радость и предвкушение. Я радуюсь вместе с ними и немного волнуюсь о Мише — как она переживет без меня? Ведь она же не ассистентша и у нее нет даже такой вот ужасной собачки.

— Роман Свободин, помощник министра, — говорю я в окошечко.

В окошечке — мальчик. И я умиляюсь. Свободный д. россиянин хочет работать. Ему нравится работать и зарабатывать статус. Да, денег в свободной Д.России не ходит — они порождают коррупцию. Но товары! Товары-то у нас все таки есть! И чем выше твой статус — тем больше тебе достается товаров. Если ты мальчик — то тебе полагается столько-то, если же ты Бахтияр — то столько-то. Если ты ассистентша — то столько-то, а если маленькая собачка — то столько-то. Ну а уж если ты помощник министра — то тут уже столько-то. Все нормы свободны и справедливы, поскольку устанавливаются невидимой рукой рынка. Сегодня невидимая рука рынка положила мне, Бахтияру и мерину средний холщовый мешок. Достаточно.

Мальчик берет мой идентификейшн,[48]сверяет демномер со списками, отходит куда-то внутрь каморочки и через мгновение возвращается с мешком средней емкости.

— Спасибо, — рукоподаю я и мальчику, беру мешок и делаю женщине в рыбном приглашающий жест. Она как бы всхлипывает, оглядывается почему-то на мальчика, смотрит на свои пальцы, вздыхает и медленно поправляет на себе рыбное.

Мы проходим по коридору, через холл, с обратной стороны которого висят большие портреты Уильяма Проктэра и Джеймса Гэмбла, написанные Ильей Кабаковым, подходим к лифтовым дверям, вызываем лифт, молча ждем его, когда лифт приезжает — молча заходим.

В кабине лифта вместе с нами: какой-то сотрудник с документами в руках, почтальон с пачкой газет и клеткой воркующих голубей, а также подозрительного вида либер в широких клетчатых штанах и с прической статуи Свободы на голове. На шее у либера висит громадный, безвскусно выполненный алюминиевый хьюман райтс вотч.

— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — говорю я женщине в рыбном, — Сейчас мы поднимемся ко мне в кабинет и вы все мне расскажете.

— В кабинет… — подпрыгивая и без всяких приветствий говорит вдруг неизвестно кому молодой либер. Его интонации пренебрежительны, а руки не находят себе места, — Ща он поднимет ее к себе в кабинет, а? И че там?

— Простите? — осторожно спрашиваю я у либера.

— Ну че ты… — прыгает либер, и хьюман райтс вотч на его груди безобразно качается, — Ну че ты простите… Ты че тут самый демократический, да? Самый тут типа свободный? Эт че за чувиха с тобой? Проститутка?

Дама в рыбном вспыхивает подобно огню террориста. Я задыхаюсь от возмущения.

— Молодой человек! — произношу я как можно более стыдяще, — Что вы себе позволяете?!

— Че хочу то и позволяю, — дергает плечами либер, — У нас тут типа свободная страна или че? Или ты, типа, за несвободу? Я не понял… ты че, не свободен? Может, мне тебя научить свободе, а? Чтоб ты телок невольных в кабинеты свои не таскал… Слуга, бля, народный… Ну че ты? Ну че ты?