Читать книгу "Ангельские хроники - Владимир Волкофф"

Не очень-то впечатленные появлением настоящего старого русского интеллигента, братишки любезно потеснились, чтобы освободить для него место, кто-то придвинул к нему тарелки с едой. Однако, за исключением нескольких кратких всплесков общего веселья, каждый из них оставался сам по себе, на острове своей одинокой мечты: кто молча посасывал папироску, кто потирал с задумчивым видом огромные, покрытые ссадинами кулаки, кто сидел, уставившись тусклым взглядом в стакан, или же, наполнив тарелку всем, что попадет под руку, жадно пожирал это, глух и слеп ко всему, ни дать, ни взять – прямая кишка с зубами. Время от времени кое-кто из них вставал со вздохом: «Ну, пора и обратно!» И, не переставая рыгать, неверным шагом шел к лестнице, ведущей в подвал.

Петр Петрович обратил на них внимания еще меньше, чем они на него. Похоже было, что он зря испугался: Горшков пригласил его от чистого сердца. Впервые за долгое время профессор мог есть и пить вдоволь. И он не стал сдерживаться. Немного стесненный отсутствием вилок, он жадно накладывал в тарелку с гербом Всероссийского страхового общества хрустящие пирожки с лососиной, заливных угрей, тетеревиные ножки, избавляясь одновременно от давнишнего чувства голода и от недавнего страха. Умиляясь аппетиту своего старого учителя, Горшков то и дело подливал ему водки в хрустальную рюмку с выгравированным на ней таким же гербом. И когда он счел, что профессор уже достаточно подкрепился, он провозгласил:

– Послушайте, братишки! Сейчас Петр Петрович расскажет нам про Единую Формулу!

– Мой бедный друг, это – формулировка невежды, – проговорил Петр Петрович, вытирая рот носовым платком. – Единая Формула! Что бы это значило? Мне думается, вы имели в виду Универсальное уравнение?

Горшков со счастливым видом подмигнул своим товарищам.

– Что я вам говорил? Мой Петр Петрович – настоящий ученый. Одни двойки с минусом, и те по доброте душевной.

– А что такое Универсальное уравнение? – спросил лохматый бородач с осоловевшим взглядом.

По жилам Петра Петровича вместе с зубровкой и перцовкой растекалась такая приятность, что он пустился объяснять Универсальное уравнение, думая при этом – ибо он сохранял еще какую-то ясность ума, – что никакой опасности в том нет. Разве он не среди друзей?

– Материи, – начал он, – как таковой не существует.

Все возмутились.

– Как не существует? – взревел бородач. – Вот я – материалист. Так ты хочешь сказать, что я тоже не существую? Полегче, профессор, думай, что говоришь!

Петр Петрович ничуть не смутился.

– Мой юный друг, – отвечал он, – вы только что сами себе выдали диплом невежды из невежд первой степени. Вы что, действительно воображаете, что этот стол – однородное твердое тело и что все пустоты в нем помещаются между его четырех ножек?

– Да уж конечно, твердое и без всяких там пустот! У меня глаза на месте. Ты и сам это поймешь, когда я вдарю тебе им по башке!

– Ах, милостивый государь, вы все еще доверяете тому, что говорят вам ваши чувства? Но тогда, коли вы примитивны до такой степени, вы, может быть, станете утверждать, что воздуха не существует и что мы дышим пустотой? На первый взгляд, конечно, этот стол состоит из молекул, а те – из атомов, а те – из частиц, и все эти объекты отделены друг от друга расстояниями, сравнимыми разве что с межпланетными. Вы следите за мной? Но в действительности эти частицы не следует представлять себе в виде каких-то песчинок – это, скорее, вибрации. Материя – это сгусток энергии, то есть света. В конечном счете, химия – это все та же математика.

Бородач не знал, что ответить, но в остальных пробудилось любопытство, и они принялись задавать вопросы.

«Ты что, хочешь сказать, что этот стул – это сгущенный свет?» – веселились они, кусая соленые огурцы белыми зубами людей, которые всю свою жизнь ели только черный хлеб. И подталкивая друг друга локтями в бок, смеялись: «Вот загнул так загнул!» Петр Петрович, вновь обретший профессорские манеры со всякими там «И-и-итак!», «Не так ли?…» и поясняющими движениями руки, округлыми и изящными, нимало не смутился от такого успеха, вызванного скорее его велеречивостью, чем идеями.

– Ну, так нашел ты это самое Универсальное уравнение? – спросил Горшков.

– Grosso modo, да. Естественно, его следует еще отточить, ибо ничто не доказывает, что нам известны все существующие элементы, не считая того, что таблица Менделеева, несомненно, пополнится искусственными элементами, созданными путем синтеза.

– Так что это за формула? – спросил тощий очкарик. – Это как Н2О, только сложнее?

– Повторяю, дружок, что речь идет не о формуле, а об уравнении, – сказал Петр Петрович, накладывая себе еще икры. – В конечном счете, все можно выразить числами, не так ли? Если мы обозначим водород числом х, а кислород числом у, то математическая формула воды будет не Н2О, а (х + 2у). И-и-итак, исходя из этого, а также из того, что сто три элемента имеют сходную электронную структуру, вы прекрасно видите, что строение Вселенной вполне можно выразить в виде единственного уравнения, поскольку даже расстояния могут измеряться в единицах времени и света.

– А что, и нос моего кореша Сережки можно измерить в единицах времени и света? – спросил белобрысый тип, давясь от смеха и показывая на своего соседа – криворотого, с шишковатым лбом и длинным, унылым носом. – Или только Божью землицу?

– Боже сохрани меня обижать Сережку, коль скоро он есть, – ответил Петр Петрович, осмелев настолько, что произнес без оглядки имя Господа. – Сережка состоит из сгустка света, или, если хотите, энергии, или, если вам так больше нравится, электричества и может таким образом измеряться в единицах электричества, как и этот дом, эта селедка или звезды на небе.

– Сережка, ты у нас электрический. Осторожно, чтобы не замкнуло! – бросил Горшков, который был на седьмом небе от удовольствия. – А скажи, профессор, ты можешь нам написать твое Универсальное уравнение вот здесь, прямо сейчас? Сейчас мы найдем тебе бумажку.

– Мне потребовалась бы бумага размером с фасад этого здания, – ответил Петр Петрович.

И в этот момент алкоголь, бродивший у него в желудке, ударил ему в голову, и он забыл, где он находится, какое сейчас время и что за компания его окружает. Он внезапно покраснел, покрылся потом, в глазах у него зарябило, так что он не обратил почти никакого внимания на только что вошедшую в комнату странную пару, которую он видел как в тумане. Впрочем, сначала ему показалось, что то был человек с большой черной собакой на поводке, и лишь позже он разглядел, не придав, однако, этому значения, что это была вовсе не собака, а священник в сутане, на четвереньках, с цепью на шее, за которую его и вел его тюремщик.

– Иди сюда, Беззуб. Послушай профессора! – закричал Горшков. – Он нашел Универсальное уравнение.

– Да уж, так интересно, – подтвердил Сережка.

Беззуб подошел, сильно дернув за цепь. У него были плечи волжского бурлака, а огромная, стриженная под горшок голова, казалось, была начисто лишена лба. Кроме того, у него недоставало двух передних зубов.