Читать книгу "Русская любовь Дюма - Елена Арсеньева"

Флора: О, кому, как не вам, не знать, что мужчины нас, женщин, часто обманывают!

Арнольд: Неужели какой-то негодяй посмел вас обмануть?

Флора: Я никогда не считала его негодяем.

Арнольд: Кто же он?

Флора: Просто – мой муж.

Арнольд: Ваш муж?! Но вы же… (Теряя дар речи, показывает на ее монашескую рясу.)

Флора: Но ведь мы на маскараде! Это всего лишь одежда! На самом деле я замужняя женщина.

Арнольд: Значит, вы тайком от мужа прибежали на маскарад?!

Флора: Так же, как и вы тайком от жены прибежали сюда.

Арнольд: Вы читаете меня, как книгу. Вы видите меня насквозь. Но есть кое-что в самой глубине моего сердца, что даже вы не можете прочесть. Это одно мое тайное желание…

Флора: Какое?

Арнольд: Я хочу вас поцеловать.

Флора: Я тоже этого хочу!

(Страстно целуются, потом Флора вырывается из его рук и убегает.)

Арнольд: Флора! Постойте! Я люблю вас! (Пытается догнать ее, но мешают гости, танцующие вальс, тем временем Флора исчезает.)

Арнольд: О я несчастный! Ведь я отныне не смогу жить без Флоры! Но как же Флоранс?.. Неужели я решусь покинуть мою бедную Флоранс?!

Занавес.

– О я несчастный… – рассеянно пробормотал Александр Васильевич Сухово-Кобылин – и не смог сдержать улыбку, потому что чувствовал себя очень счастливым.

Счастье его жизни – прежде им никогда не испытанное! – началось с того мгновения, когда он приподнял монашеский капюшон, прикрывавший лицо неведомой дамы, которая играла – и как играла! – роль проказницы Флоры-Флоранс, ну той, что дурачила на маскараде собственного мужа, и увидел это прелестное лицо и эти зеленые глаза, которые вызывающе смотрели на него. В этих глазах целомудрие девственницы сочеталось с бесстыдством неудовлетворенной кокетки. В них не было ни тени испуга оттого, что Сухово-Кобылин нарушил договор: ни в коем случае не доискиваться, кто играет Флору! – а горела такая страсть, что он поцеловал бы ее, даже если бы это и не было предписано ролью.

Ах, как дрожали ее губы! Как пылко отвечали ему! Как она вдруг обхватила его руками за шею и прильнула всем телом, и его тело мгновенно откликнулось, и ничего ему так не хотелось, как оказаться где-нибудь, где они могли бы раздеться и лечь! Он терпеть не мог поспешных совокуплений, когда мужчина закидывает юбки дамы ей на голову, берет ее сзади, как покорное животное – без нежных ласк, без протяжных поцелуев… Если она так целовалась, то как бы ее естество отвечало его естеству!

Дурманные сцены мелькали в его голове, но вот, подобно трубному гласу, раздался шепот суфлера:

– Флора убегает! – и она вырвалась из его рук и исчезла, как ни пытался Александр Васильевич ее удержать.

Наверное, весь его облик выражал самое неподдельное отчаяние, потому что зрители захлопали, а кто-то закричал:

– Бис! – что немедленно было подхвачено:

– Поцелуй на бис!

Послышался мужской хохот и аплодисменты, прерываемые возмущенными возгласами дам:

– Как не стыдно, господа!

Сухово-Кобылин не помнил, как он довел свою роль до конца, как смог сыграть радостное изумление, когда Арнольд узнал, что Флоранс и есть Флора. Да разве можно сравнить пышку Наталью Петровну Тушину с ее курносой, щекастой физиономией – и ту зеленоглазую, восхитительную незнакомку?

О нет, не совсем незнакомку. Александр припоминал, что видел, не раз видел в веселой бальной кутерьме эти глаза, которые на мгновение встречались с его взглядом – и тут же исчезали, словно их обладательница поспешно пряталась, чтобы он не успел ее разглядеть. Да мало ли женщин таращилось на него восхищенно – ведь он красавец, умница, острослов, философ, денди, спортсмен! О нем даже недавно написали в «Московских ведомостях»!

«На первой джентльменской скачке этого сезона главный приз легко достался скакавшему на Щеголе (владелец князь Черкасский) г. Сухово-Кобылину, который рассказывал, что против него на горской лошади скакал г. Демидов, настолько уверенный в выигрыше, что перед скачкой зашел к распорядителям узнать, кто ему поднесет приз, который он несомненно выиграет, и был очень удивлен, когда остался за флагом»[12].

Александр Сухово-Кобылин по праву гордился собой. Неужели он должен всех дам, которые строят ему глазки, удостаивать ответным взглядом?

Много чести, думал он высокомерно… и теперь проклинал себя за это.

– Кто она? – первым делом спросил Александр Васильевич госпожу Тушину, едва занавес задернулся, однако та приняла столь оскорбленно-неприступный вид, что Сухово-Кобылин понял: не скажет. Ни за что не скажет!

Как же найти зеленоглазую чаровницу?!

Была одна зацепка – браслет. Он надел ей на руку браслет, который недавно купил и собирался подарить Луизе. Изумительная вещь!

Вот же совпадение, совершенно как в пьесе! Мужчина покупает браслет для любовницы, но дарит его другой женщине, в которую внезапно влюбился!

Конечно, она вернет браслет. Но как?! Ведь это значит – раскрыть инкогнито. Впрочем, она может передать его госпоже Тушиной. А та, Сухово-Кобылин уже понял, ни за что не откроет инкогнито подруги. А что, если «Флора» решит оставить его себе? Все женщины – сороки, и их трудно за это осуждать! Тогда рано или поздно Сухово-Кобылин увидит драгоценную безделушку на руке какой-то дамы и поймет: это она!

А если не увидит? Если она не наденет браслет ни разу?

Боже мой, да неужели он потерял ее, неужели больше никогда…

Неизвестность изводила его два дня. Как назло, в эти дни не было ни одного бала, куда Александр Васильевич мог бы отправиться – в надежде увидеть ее и узнать. Он бродил по дому, не находя себе места, и впервые этот одноэтажный особняк, украшенный пышным гербом и стоявший под номером девять по Страстному бульвару, этот особняк, где вскоре после московского пожара поселился отставной полковник артиллерии и кавалер Василий Александрович Сухово-Кобылин, где Александр Васильевич родился, вырос, дом, который он любил и которым гордился, показался ему скучным и неприглядным.

Матушка следила за каждым его шагом. Она обожала сына, и малейшая тень на его лице способна была сделать ее несчастной. Да это бы еще ладно… но ее дурное настроение немедленно становилось сущей пыткой для домашних. Александр Васильевич знал, что если мать заподозрит его беспокойство, то изведет вопросами, предположениями, доведет до истерики и его, и себя, а потому отговорился тем, что ему лишь на время дали модный памфлет Эжена де Мерикура «Фабрика романов «Торговый дом Александр Дюма и Ко», где автор не только обвинял Дюма в том, что он безжалостно эксплуатировал своих литературных «поденщиков», но и нападал на его частную жизнь. Памфлет надо срочно прочесть, да еще выписки сделать, соврал Александр Васильевич, поэтому большая просьба к домашним его не отвлекать.