Читать книгу "Жизнь не здесь - Милан Кундера"

Тут он увидел, что карие глаза поднимаются к нему, и волна счастья окатила его; Ксавер знал, что теперь он мог бы опустить руку ниже и коснуться груди, живота и всего, чего бы ни захотел, ибо испуг, который безраздельно владел женщиной, отдавал ее покорной в его объятия. Но он не сделал этого; он сжимал ладонью плечо женщины, столь прекрасную, округлую верхушку тела, и это ощущение казалось ему достаточно полным, достаточно волнующим; он не хотел ничего большего.

С минуту они стояли недвижно, и вдруг женщина вся обратилась в слух. «Вы должны немедленно исчезнуть. Муж возвращается!»

Что было бы проще: взять портфель, прыгнуть на окно, с окна на мост, но Ксавер поступил иначе. Его охватило блаженное чувство: он должен остаться здесь с женщиной, ибо ей грозит опасность. «Я не могу покинуть вас!»

«Мой муж! Уходите!» — испуганно просила женщина.

«Нет, я останусь с вами! Я не трус!» — сказал Ксавер; тем временем с лестницы уже явственно доносились шаги.

Женщина пыталась оттеснить Ксавера к окну, но он знал, что не вправе покидать ее в минуту опасности. Уже слышно было, как в глубине квартиры открывается дверь, и Ксавер в последнюю минуту бросился на пол и залез под кровать.

3

Пространство от пола до потолка, созданного пятью досками, меж которых прогибался рваный соломенный тюфяк, было ничуть не больше, чем пространство гроба; но в отличие от гроба оно было душистым (приятно пахло соломой), с хорошей акустикой (по полу гулко разносились звуки шагов) и с широким обзором (прямо над собой он видел лицо женщины, которую не имеет права покинуть, лицо, отраженное на сером фоне тюфяка, лицо, пронзенное тремя стеблями соломы, торчавшими из мешковины).

Шаги, которые он слышал, были тяжелыми; повернув голову, он увидал на полу сапоги, топавшие по комнате. А потом, услыхав женский голос, не мог избавиться от легкого, но все же режущего ощущения жалости: голос звучал так же меланхолично, испуганно и заманчиво, как за минуту до этого, когда обращался к нему. Но Ксавер был достаточно благоразумен, чтобы побороть внезапную прихоть ревности; он понял, что женщина в опасности и защищается тем, чем обладает: своим лицом и своей печалью.

Потом он услышал мужской голос и подумал, что он подобен черным сапогам, шагавшим по полу. Затем услышал, как женщина говорит нет, нет, нет, как пара ног шатко приближается к его прибежищу и как низкий потолок, под которым он лежит, все больше прогибаясь, вот-вот коснется его лица.

И снова слышно было, как женщина говорит нет, нет, нет, только не сейчас, прошу тебя, а Ксавер видел на грубом полотне тюфяка, в сантиметре от глаз, ее лицо, и ему казалось, что это лицо делится с ним своим унижением.

Он хотел выпрямиться в своем гробу, хотел спасти женщину, но знал, что не имеет на то права. А лицо женщины было так близко над ним, оно склонялось к нему, умоляло его, и из него торчали три стебля соломы, словно это были три пронзившие ее лицо стрелы. Потолок над Ксавером ритмично прогибался, и стебли, словно три пронзавшие ее лицо стрелы, в том же ритме касались носа Ксавера и щекотали так, что Ксавер внезапно чихнул.

Всякое движение сверху прекратилось. Кровать застыла, не слышно было даже дыхания. И Ксавер тоже замер. Потом прозвучало: «Что это было?» — «Я ничего не слыхала, мой дорогой», — ответил женский голос. И снова, после минутной тишины, раздался мужской голос: «А чей это портфель?» Потом гулко раздались шаги, и видно было, как сапоги затопали по комнате.

Надо же, мужчина на постели был в сапогах, подумал Ксавер и возмутился; понял, что пробил его час. Опершись на локоть, он высунулся из-под кровати настолько, чтобы видеть, что происходит в комнате.

«Кто у тебя здесь? Куда ты его спрятала?» — орал мужской голос, и Ксавер увидел над черными сапогами темно-синие галифе и темно-синюю рубаху полицейской формы. Мужчина испытующе оглядывал комнату, а потом бросился к шкафу, который своей пузатостью наводил на мысль, что внутри скрывается любовник.

Тут Ксавер выскочил из-под кровати, неслышно, как кошка, и, как пантера, проворно. Мужчина в форме открыл шкаф, набитый платьями, и ощупал их. Но Ксавер уже стоял позади него, и когда мужчина снова запустил руку во тьму одежды, чтобы нащупать спрятанного любовника, Ксавер схватил его сзади за воротник и быстро впихнул внутрь шкафа. Закрыв дверь, запер ее на ключ, вытащил его, сунул в карман и повернулся к женщине.

4

Стоя против больших карих глаз, он позади себя слышал удары в утробе шкафа, шум и крик, что звучали под сурдинку одежды так глухо, что слов в грохоте ударов было не разобрать.

Он подсел к большим глазам, обнял рукой плечо и лишь теперь, почувствовав нагую кожу, понял, что женщина в легкой комбинации, под которой вздымается обнаженная грудь, нежная и упругая.

Буханье в шкафу раздавалось по-прежнему, и Ксавер обеими руками держал женщину за плечи, пытаясь ощутить четкость их линий, все время терявшуюся в разливе ее глаз. Он уговаривал ее ничего не бояться и показывал ей ключ в доказательство того, что шкаф крепко заперт, что тюрьма ее мужа дубовая и что узник не сможет ни открыть, ни взломать ее. Потом он стал целовать женщину (продолжая держать ее за нежные плечи, которые были так сладостны, что он не решался опустить руку ниже и коснуться ее грудей, словно не был достаточно стойким, чтобы противиться их обольстительности), и снова казалось ему, что, лаская губами ее лицо, он тонет в бескрайних водах.

«Что нам делать?» — услышал он ее голос.

Он ласкал ее плечи, просил ни о чем не беспокоиться, говорил, что им теперь хорошо, что он счастлив и что грохот в шкафу занимает его теперь не более, чем звук бури, звучащий на граммофонной пластинке, или лай собаки, привязанной к будке на другом конце города.

Чтобы показать свою власть над происходящим, он встал и окинул взглядом комнату. Засмеялся, увидев на столе черную дубинку. Схватил ее, подошел к шкафу и в ответ на раздававшиеся изнутри удары несколько раз стукнул дубинкой по двери шкафа.

«Что нам делать?» — повторила свой вопрос женщина, и Ксавер ответил ей: «Уйдем».

«А он как?» — спросила женщина, и Ксавер ответил: «Человек выдерживает без еды две-три недели. Когда через год мы вернемся сюда, в шкафу найдем скелет, одетый в форму и сапоги», и он снова подошел к бухающему шкафу и ударил по нему дубинкой; смеясь, он смотрел на женщину и мечтал, чтобы она смеялась вместе с ним.

Но женщина не смеялась, а спросила: «Куда же мы пойдем?»

Ксавер сказал ей, куда они пойдут. Но женщина возразила, объяснив, что здесь она дома, а там, куда Ксавер хочет ее увести, у нее не будет ни своего комода, ни птицы в клетке. Ксавер сказал, что дом — это не комод и не птица в клетке, а любимый человек рядом. А потом поведал ей, что у него самого нет дома, вернее, его дом в его шагах, в его ходьбе, в его дорогах. Что его дом там, где открываются неведомые горизонты. Что он может жить, лишь переходя из одного сна в другой, из одного края в другой, а если бы надолго остался в одной обстановке, он умер бы, как умрет ее муж, останься он в шкафу более двух недель.