Читать книгу "Другие голоса, другие комнаты - Трумэн Капоте"

— Я уже вас люблю, — сказал он.

Рандольф улыбнулся и сжал ему руку.

— Вы о чем там шепчетесь? — ревниво спросила Эйми. — Невежливость с вашей стороны. — Пианола вдруг смолкла, дрожь в подвесках прекратилась. — Можно сыграть что-нибудь еще? Ну прошу тебя, Рандольф.

— По-моему, вполне достаточно — разве что Джоул хочет еще послушать.

Джоул выдержал паузу, пробуя свою власть; затем, вспомнив горькое дневное одиночество, мстительно помотал головой.

Эйми надула губы.

— …тебе больше не представится случая унизить меня, — сказала она Рандольфу и бросилась к горке положить на место синий веер.

Джоул обследовал содержимое горки еще до ужина и сам хотел бы стать обладателем таких сокровищ, как веселый Будда с толстым нефритовым животом, двуглавый фарфоровый крокодил, программка бала в Ричмонде от 1862 года с автографом Роберта Э. Ли, маленький восковой индеец в полном боевом наряде и несколько изящных миниатюр в плюшевых рамках — портреты мужественных щеголей со злодейскими усами.

— …Это твой дом, я прекрасно сознаю…

Ее прервал странный звук: раздельные удары, словно бы гигантской дождевой капли, тук-тук — сверху по лестнице, все ближе.

Рандольф заерзал.

— Эйми, — сказал он и многозначительно кашлянул.

Она не двинулась с места.

— Это — дама? — спросил Джоул, но ему не ответили, и он пожалел, что пил вино: гостиная, если не сосредоточиться как следует, клонилась, кренилась вроде опрокидывающейся комнаты в доме аттракционов у озера Понтчартрейн. Стук прекратился, мгновение тишины, и из-под арки беззвучно выкатился обыкновенный красный теннисный мяч.

Эйми с книксеном подняла его и на ладони, одетой в перчатку, подвергла пристальному осмотру — словно плод, не червивый ли. Затем обменялась встревоженным взглядом с Рандольфом.

— Подняться с тобой? — спросил он ей вдогонку.

— После, когда отправишь мальчика в постель, — шаги ее гулко отдавались на темной лестнице; где-то наверху звякнула щеколда. Рандольф, с отчаянно веселым видом, повернулся к Джоулу.

— Ты играешь в трик-трак?

Джоул все еще размышлял о мячике. В конце концов он решил, что лучше всего сделать вид, будто теннисный мяч, вкатывающийся в комнату ниоткуда, — самая обыкновенная вещь на свете. Он хотел засмеяться. Только смешного ничего не было. Творилось нечто неправдоподобное: разница между тем, чего он ожидал, и тем, что происходило, не укладывалась в голове. Все равно что купил билет на ковбойский фильм, а показывают тебе дурацкую картину про любовь. Случись такое, он чувствовал бы себя обманутым. Именно так он себя и чувствовал.

— Или погадать тебе?

Джоул поднял кулак; чумазые пальцы раскрылись, как лепестки цветка, — розовая ладонь вся была в капельках пота. Однажды, решив, что наилучшей профессией для него было бы гадание, он выписал из Нью-Йорка книгу «Приемы гадания», написанную якобы цыганкой, чья маслянистая личность в серьгах украшала обложку; однако планы его рухнули от отсутствия средств, ибо для того, чтобы стать полноценным гадателем, ему надо было, как выяснилось, приобрести много дорогостоящей аппаратуры.

— Та-ак, — протянул Рандольф, подтягивая его руку поближе к свету. — Должен ли я прочесть здесь грядущие путешествия, приключения, союз с миловидной дочкой какого-нибудь Рокфеллера? Будущее меня совсем не захватывает; давным-давно я понял, что предназначен был для других времен.

— А я будущее хочу знать, — сказал Джоул.

Рандольф покачал головой: его сонные небесно-голубые глаза смотрели на Джоула серьезно и спокойно.

— Ты никогда не слышал, что мудрецы говорят: все будущее существует в прошлом?

— Но вопрос хоть можно задать? — Джоул не стал дожидаться разрешения: — Я хочу знать две вещи: во-первых, когда я увижу папу. — И сумрак безмолвной гостиной откликнулся эхом: когда? когда?

Мягко отпустив его руку, с неподвижной улыбкой на лице Рандольф встал и отошел к окну в колышущемся кимоно; там он соединил по-китайски руки под рукавами-крыльями и застыл.

— Когда ты обживешься, — сказал он. — А во-вторых?

Глаза закрыты: головокружительный колодец звезд. Открыл: наклонная комната, и пара фигур в кимоно, с кудрявыми пшеничными волосами скользит взад-вперед по перекошенному полу.

— Я видел Даму, и она живая, так или нет? — но спросить он хотел совсем не это.

Рандольф открыл окно. Дождь перестал, и цикады кричали во влажной летней тьме.

— Зависит от точки зрения, полагаю, — сказал он и зевнул. — Я знаю ее довольно близко, и для меня она — призрак.

Ветер дул из сада, развевая шторы, как линялые золотые знамена.

5

В среду после завтрака Джоул затворился в комнате и приступил к тяжелому труду сочинения писем. Утро было жаркое, скучное, и, хотя за закрытыми дверьми время от времени слышался лающий кашель Рандольфа, Лендинг по обыкновению казался чересчур тихим, совсем мертвым. Толстый слепень спикировал на блокнот «Вождь краснокожих» с каракулями Джоула, безвольно валившимися во все стороны: в школе за свой шальной почерк он получал единицу по чистописанию. Он вертел, крутил карандаш, дважды отлучался по-маленькому к фаянсовому горшку, искусно украшенному румянозадыми купидонами с бледными букетиками плюща и фиалок в руках, но в конце концов первое письмо, адресованное закадычному другу Сэмми Силверстайну, было закончено и гласило:

«Тебе бы понравился мой дом, Сэмми, красивый дом и отец бы понравился, потому что знает все самолеты, как ты. Но на твоего отца не очень похож. Очков не носит, сигар не курит, но высокий, как Мистер Мистерия (если Мистер Мистерия приедет летом в „Немо“, напиши и все расскажи) и курит трупку а сам молодой. Подарил мне ружье 22 калибра, зимой будем бить опосумов и есть тушеных опосумов. Хорошо бы ты приехал ко мне в гости тут есть много чем заняться. Например напьемся с моим двоюродным Рандольфом. Мы пьем алкагольные напитки и с ним весело. Тут совсем не Нью-Орлеан, Сэмми. Тут человек нашего возраста считается взрослый человек. Ты должен мне 20 ц. Я прощу тебе долг, если будешь каждую неделю писать все новости. Привет компании и не забывай писать другу…»

И с мастерской тщательностью расписался на новый лад: Дж. X. Н. Сансом. Несколько раз прочел имя вслух. Звучало взросло, значительно — такое имя легко себе представить с важным титулом, вроде: Генерал, Судья, Губернатор, Доктор. Доктор Дж. X. Н. Сансом, знаменитый хирург; Губернатор Дж. X. Н. Сансом, избранник народа («Алло, начальник тюрьмы? Я даю Зу Фивер отсрочку смертной казни»). И тогда, конечно, весь мир и все люди в мире будут любить его, ну, а Сэмми — Сэмми дадут за это старое письмо много тысяч долларов.

Однако, проверяя свою орфографию, он вдруг сообразил, что почти все написанное — вранье, густое вранье, разлитое по листку, как сладкий сироп. И чем это объяснишь? Так и должно быть, как он написал, а все — не так. Дома Эллен всегда приставала с непрошеными советами, а сейчас — закрыть бы глаза, открыть и увидеть ее рядом. Она бы знала, что делать.