Читать книгу "Цугуми - Банана Есимото"

Казалось, что звуки дождя прекратились, настолько внимательно мы слушали неожиданный рассказ Кёити. Он говорил спокойно и чётко, и его голос, казалось, наполнял всю комнату.

– С приходом нового приступа я заставлял себя спокойно лежать и ни о чём не думать. Если я закрывал глаза, то в голову сразу лезли ненужные мысли, и я ненавидел темноту. Я старался всё время держать глаза открытыми и ждал, когда пройдёт боль. Говорят, что, когда повстречаешь медведя, надо лечь и притвориться мёртвым. В моей ситуации я знал, что это такое, и испытывал очень неприятное чувство. Но у меня была подушка с особой наволочкой, сшитая из импортного полотенца, которое моя бабушка подарила маме, когда она выходила замуж. Моя мама очень ценила это полотенце и, когда оно стало изнашиваться, сшила из него наволочку для подушки. Полотенце было тёмно-голубого цвета, и на нём были изображены яркие флаги разных стран, и, когда мне было плохо, я часами лежал и смотрел на них. Я ни о чём не думал, а только смотрел. До операции и после операции, когда мне было особенно плохо, я лежал и смотрел на флаги. И значительно позже, когда сталкивался с серьёзными трудностями, я вспоминал рисунок на полотенце, из которого была сшита наволочка. Самого полотенца и наволочки уже давно не существует, но до сих пор они иногда всплывают перед моими глазами, и тогда я чувствую, что у меня всё должно быть в порядке. Ну и как? Интересно? На этом заканчивается моя история. Достаточно?

– Это на самом деле новое… – сказала я. Его самообладание, зрелая манера держаться, его глаза – всё это являлось результатом того, что он пережил в детстве. И хотя их поведение было прямо противоположным, его и Цугуми объединяло то, что они поодиночке прошли один и тот же путь. То, что случилось с Цугуми, произошло естественным путём, и этого нельзя было избежать, но тяжело думать о том, что её сердце бьётся в таком больном теле. Её дух настолько силён, что он пылает ярче, чем у кого-либо другого, и постоянно рвётся в небеса, но тело цепко держит его на земле. И в глазах Кёити с первого взгляда можно было увидеть эту рвущуюся наружу энергию.

– Когда ты смотрел на эти флаги, ты думал о далёких странах? А также, куда ты отправишься после смерти? – глядя на Кёити пронизывающим взглядом, спросила Цугуми.

– Да, я всегда об этом думал, – ответил он.

– И это здорово, что теперь ты стал парнем, который куда угодно может поехать.

– Да, и ты сможешь… Но дело не в том, что можно поехать куда угодно. Здесь ведь такое прекрасное место. Можно пойти купаться, рядом горы, море. Сердце у тебя в порядке, есть характер, и, даже находясь только здесь, ты сможешь больше увидеть, чем какой-то тип, только и делающий, что путешествующий по миру. Я в этом уверен, – тихо сказал Кёити.

– Хорошо, если это правда, – улыбнулась Цугуми.

В её глазах сверкали искорки. За слегка раскрывшимися в лёгкой улыбке губами были видны белые зубы. Только на белоснежной наволочке выделялись красные щёки. В этот безумный день не требовалось многого, чтобы я заплакала. Внезапно Цугуми, глядя прямо в лицо Кёити, сказала:

– Я тебя полюбила.

Купание в море с отцом

Дружба Цугуми и Кёити привлекала всеобщее внимание в нашем маленьком городке. Они, как нежно влюблённые, проводили целые дни на пляже в сопровождении двух собак. И казалось, все уже привыкли к устойчивому сочетанию «Цугуми плюс Кёити», ибо в этом не чувствовалось какой-либо дисгармонии. Вместе с тем многим они бросались в глаза, как двое влюблённых, блуждающих по чужой стране. Выражение их глаз, устремленных вдаль, вызывало в сердцах тех, кто их замечал, дорогие им воспоминания.

Дома Цугуми вела себя по-прежнему непредсказуемо. Она срывала на всех зло, разбрасывала всюду корм Пуча, никогда при этом не извиняясь, и ложилась отдыхать там, где ей хотелось, не заботясь даже о том, чтобы укрыться.

Но когда Цугуми была с Кёити, она вся так и светилась от счастья, и казалось, что она хочет как-то ускорить ритм своей жизни, наполнить каждое мгновение всеми земными радостями. В моей душе это вызывало болезненное беспокойство, ибо те часы, которые она проводила с Кёити, иногда вызывали у меня ассоциацию с редкими яркими лучами солнца, пробивающимися в разрывы облаков в пасмурный день. Чувства господствовали над её физическими возможностями, и она жила в одном ослепительном мгновении, что не могло не сократить продолжительность её жизни.

– Мария!! – раздался радостный громкий голос, и я увидела, как отец машет мне рукой из окна автобуса.

Я вскочила и побежала на остановку. Огромный автобус медленно поворачивал с дороги на стоянку. Открылись двери, и в потоке пестро одетых туристов появился мой отец.

Мама не приехала. По телефону она сказала, что при виде летнего моря совсем расстроится и будет всё время плакать. Она лучше приедет осенью, когда будет закрываться гостиница, и проведёт здесь последние дни перед прощанием. Отец настоял на своём и сказал, что он всё же поедет даже на один день, ибо давно мечтал провести отпуск со своей взрослой дочерью. Было немного странно, что всё так переменилось. Раньше он каждую субботу приезжал навестить маму и меня, и помню, как с детских лет каждое лето я в шляпе и сандалиях сидела на ступеньках автобусной остановки и с удовольствием ожидала его приезда. Отца укачивало на теплоходе, поэтому он всегда приезжал на автобусе. Мама часто не могла оторваться от дел в гостинице, поэтому днём на остановку приходила я одна и выискивала отца в окнах приходящих один за другим автобусов.

Так было и осенью, и зимой, но вспоминается мне только лето. В яркий солнечный день отец, широко улыбаясь, спускался по ступеням автобуса.

В этот день было особенно жарко, и отец надел солнечные очки, что его значительно омолодило. Я настолько была поражена его внешним видом, что показалось, будто время обернулось вспять и мне самой только девятнадцать лет. От жары кружилась голова, и у меня было такое чувство, что я не могу вымолвить ни слова.

– Как здесь пахнет морем, – со вздохом сказал отец, когда слабый ветерок взъерошил его волосы.

– Добро пожаловать, – сказала я.

– Ты вновь превратилась в местную девушку. Стала совсем чёрной, – пошутил он.

– Как мама?

– Она всё же не решилась приехать. Сейчас отдыхает дома. Передаёт тебе привет.

– Я так и подумала. Тётя Масако сказала то же самое. Давно мы с тобой не виделись.

– Действительно, – тихо сказал отец.

– Что будем делать? Сначала занесём вещи, поздороваемся с тётей и дядей, а потом?… Поедем куда-нибудь на машине?

– Нет, пойдём купаться, – радостно сказал отец, будто давно ждал этой возможности. – Как бы там ни было, я ведь приехал, чтобы и покупаться.

Раньше отец не купался.

Он не хотел, чтобы море вторгалось в тот небольшой промежуток времени, который мы могли провести вместе, и чтобы недолгое спокойствие нашей семьи было нарушено шумом и яркостью летнего пляжа. Хотя моя мама фактически была любовницей женатого человека, она никогда не боялась показаться с ним на людях, поэтому вечерами, закончив работу в гостинице, она делала себе прическу, переодевалась и, взяв меня, отправлялась на прогулку с отцом. Эти часы, которые мы проводили втроём, идя по берегу навстречу наступающим сумеркам, были самыми счастливыми в нашей жизни. На фоне тёмно-синего неба вокруг нас танцевали стрекозы, обычно ветер к этому времени уже стихал, и жаркий воздух, пахнущий морем, окутывал нас. Я ела мороженое, но его вкус, казалось, не отвечал важности момента. Овал белого лица матери красиво смотрелся на фоне оставшихся на краю неба облаков, до которых ещё доставали лучи солнца. Рядом с ней, касаясь её плеч, твёрдой походкой шёл отец, по внешнему виду которого нельзя было предположить, что он только вчера приехал из Токио.