Читать книгу "Оборотень - Евгений Сухов"

В самой гуще дерущихся Беспалый наконец-то заметил Шмеля: на нем была разодрана рубаха и через всю грудь справа налево протянулась кровавая борозда. Окровавленного, с перекошенным от ярости лицом, Шмеля можно было принять за чудище, вырвавшееся из преисподней.

— Назад! Всех порежем! — кричал Шмель, стараясь в диком гаме сражения переорать наседавших блатных.

Было ясно, что мужики готовы дорого продать свою жизнь.

— Ну что, гады, смерти захотели? Подходи! Подходи! Мигом кишки выпустим!

Неожиданно завыла сирена. Ее вой больно ударил по барабанным перепонкам, перекрыл голоса дерущихся, заглушил истошный лай сторожевых собак, давно почуявших неладное, и напомнил, что кроме «ссученных» и «блатных» существуют холодное Заполярье, хозяин зоны, охрана с автоматами и суровые лагерные порядки.

В барак ворвались десятка три красноармейцев с собаками. Псы яростно рычали, хрипели, натягивая поводки, бросались на обезумевших от страшного ночного побоища окровавленных, обессиленных людей. Было очевидно, что псы не успокоятся до тех пор, пока не порвут кого-нибудь из зеков.

— Всем стоять! — орал молоденький офицер Синцов, выпуская в потолок барака длинную автоматную очередь. Этот парень за два года службы в заполярных лагерях повидал мертвецов побольше, чем иной кладбищенский сторож. Ему много раз приходилось участвовать в поисках беглых зеков, а при задержании порой убивать тех, кто не желал сдаваться и был опасен. Часто старший лейтенант Синцов собственными руками закапывал тела тех, кто, убегая, находил свою смерть в тайге или на болотах. Таких беглецов-неудачников на памяти Синцова было немало. Особенно впечатляли весенние погребения: зимой трупы умерших от болезней и непосильного труда, погибших в побегах и драках просто складывали в мерзлые штабеля, словно поленницы дров, а весной, с наступлением тепла, хоронили в больших коллективных могилах. Но то, что старший лейтенант увидел теперь, потрясло даже его: на полу, в море крови, лежали десятки искромсанных ножами трупов, стонали раненые, хрипели и бились в предсмертных судорогах те, кому помочь было уже невозможно. А в дальнем углу барака, невзирая на появление лагерной охраны, заключенные продолжали яростно резать друг друга.

— Бросить ножи! Или спускаю собак! Неожиданно для самого Синцова его команда была услышана. Зеки замерли — как в кино, когда механик останавливает ленту.

— Бросай ножи, воры! — распорядился Беспалый. — У этого парня мозгов не больше, чем у крысы, еще начнет палить. А со Шмелем мы потом сочтемся.

И он первым бросил тесак на дощатый пол. Со звоном попадали на пол ножи других бойцов. Последним расстался с оружием Шмель.

— Собрать ножи, — скомандовал солдатам Синцов. По его суровому взгляду было понятно, что он предпочел бы не разводить зеков по баракам, а спустить на них собак. Для старшего лейтенанта среди участников кровавого побоища не было ни правых, ни виноватых — для него все до единого заключенные представлялись массой безликих существ в черных бушлатах, готовых убивать, резать, насиловать. — Если кто из вас посмеет дернуться, первым спускаю Абрека, — показал Синцов взглядом на могучего лохматого пса. Среди заключенных об этой кавказской овчарке ходили печальные рассказы — за последние полгода Абрек порвал насмерть трех побегушников. Четвертого зека пес загрыз прямо на территории лагеря, не простив ему того, что зек когда-то попытался защищаться и вырвался из его клыков. Своими повадками Абрек больше напоминал волка, чем овчарку, — никто никогда не слышал, чтобы он лаял, а его глухое и злобное рычание заставляло трепетать самых хладнокровных зеков.

— Блатные, за мной! — скомандовал угрожающим тоном Синцов. — А ты со своими людьми, — обратился офицер к Шмелю, — вытащи раненых и убитых из барака… Раненых отправить в санчасть. Погибших будем хоронить завтра.

Глава 10

Леватый был мрачнее тучи.

За три долгих года службы ему наскучила северная экзотика. Он устал от полярных ночей, каждая из которых длится по полгода; ему осточертело душное лето с незаходящим солнцем, когда немеркнущий свет настолько ярок, что, казалось, проникает даже в мозг. Это было тяжким испытанием. Леватый соскучился по городской толчее и предпочел бы шумную тесноту самой захудалой городской пивнушки своему необъятному северному хозяйству и огромной власти над людьми.

Недавно, совсем неожиданно, у него появился шанс не только покинуть опостылевшие места, но даже перевестись служить в Москву. Старые знакомые сообщили ему по секрету, что в Заполярье планируется строительство множества новых зон и он со своим опытом может пригодиться в центральном аппарате. Затем такую же перспективу ему нарисовал в секретной депеше Герман Юрьевич Веселовский, Однако Веселовский поставил два условия: первое заключалось в том, чтобы Леватый установил железный порядок во вверенной ему зоне, а второе — чтобы в ближайшие полгода он сумел избежать любых ЧП. Теперь Леватый понимал, что ему не удалось выполнить ни того, ни другого и судьба обещает ему одно: загнуться на Севере лет через пять от тоски, безделья и очередного продолжительного запоя.

Сначала Леватый подумал было о том, чтобы скрыть от Москвы полсотни трупов: если придет запрос из Центра, всех погибших можно списать на мор, который каждый год с большей или меньшей силой свирепствовал в лагерях Заполярья. Но, поразмыслив, Леватый решил отказаться от этой затеи, поняв, что за такую убыль рабочей силы он может быть не только изгнан со службы, но и помещен в барак на собственной зоне в качестве узника.

Поганое настроение Леватого усугублялось тяжелейшим похмельем.

Выпитый накануне самогон стоял у него поперек горла, вызывая тошноту. Начальник зоны весь день страдал от головной боли и изрыгал на подчиненных целые облака перегара.

Перво— наперво Леватый вызвал к себе Беспалого, в котором теперь видел причины всех бед, в том числе и своих собственных.

— Ты, гражданин начальник, волком на меня не смотри! — поймав на себе злобный взгляд Леватого, процедил Беспалый. — Ты ведь сам мне руки развязал. Ты ведь знаешь, сворачивать на полпути я не умею. А потом, если бы мы не перерезали этих сук вчерашней ночью, то уже на следующую ночь они бы порезали нас. Это как пить дать. Или ты не знаешь наших порядков, гражданин начальник? Мы волки, и если в стае кто-то захромает, то остальные сородичи обязаны разорвать его на куски. Только так можно сохранить стаю.

— За все, что здесь происходит, отвечаю я! И как, по-твоему, я все это объясню? Откуда взялись эти трупы? Ты учти, если меня отсюда уберут, тогда и тебе каюк! Я тоже никогда ничего не прощаю и не забываю, особенно если моя служба пойдет наперекосяк из-за глупости одного паршивого зека.

— — Полегче на поворотах, начальник. Я сделал все. что от меня требовалось! На зоне я стал смотрящим и навел такой порядок, какого ты обеспечить не сумел. А как ты знаешь, любой порядок требует жертв. Прирезанные суки будут хорошим примером для тех, кто надумает бузить.

В кабинете начальника лагеря на несколько минут воцарилась мрачная тишина. На сей раз Леватый не предложил своему гостю даже воды, и это было дурным знаком.