Читать книгу "Долгожданное возвращение - Сандра Браун"

— Это не твоя вина, Ло. Ты не знал, что она ждет ребенка. Не вини себя за то, что с ней это произошло. Шэрон сама попала в беду, и, если бы не ты, был бы кто-то другой. Она стала бунтовщицей с того дня, как узнала, что ее отец — священник и от нее ждут примерного поведения. Шэрон с отчаяния выставляла напоказ свои грехи. Она была источником постоянной напряженности в семье. Родители очень страдали из-за ее поведения и, хотя они расстроились, узнав о ее беременности, думаю, что нисколько не удивились.

— Почему они не сообщили мне или моим родителям?

— Шэрон сказала, что не знает, кто отец ребенка. Она врала, что спала со многими мужчинами. А я не видела никакого смысла называть твое имя. Слишком многих коснулась эта беда, зачем же еще портить твою жизнь? После рождения Дэвида Шэрон отказалась возвращаться в школу, заявив, что закончила свое образование. Папа настаивал, чтобы она пошла работать, но у нее не было никакой профессии и желания работать, и ее отовсюду выгоняли.

— А как у нее было с мужчинами?

— Естественно, она привлекала многих. Материнство даже улучшило ее фигуру. — Марни посмотрела на свои нервно сжимающиеся и разжимающиеся руки. — К несчастью, ей всегда попадались не те мужчины. Родители переживали, видя, как она катится по наклонной плоскости, но ничего не могли с ней сделать. Иногда она пропадала на несколько дней.

— Дэвид был ей совсем не нужен, да?

— Да, — печально качнув головой, произнесла Марни. — Ей ничего не было нужно, кроме собственной персоны.

— Что Дэвид знает обо мне?

— Ничего, — с тревогой ответила она.

— Я имею в виду об отце вообще. Он умный мальчик. Конечно, спрашивал тебя.

— Сразу же, как только научился говорить, мы объяснили ему, что его папа не мог жениться на маме.

— Разве он не спрашивал хотя бы имя?

— Мы сказали, что это тоже невозможно.

— И он не хотел узнать почему?

— Мы точно не говорили, но всегда давали понять, что нашей любви ему вполне достаточно.

— И он соглашался?

— Может быть, и не верил, но соглашался.

— У мальчика не было другого выбора, — Ло горько усмехнулся. — У него не было отца, да и матери тоже. Кто же о нем заботился, когда Шэрон уходила в загул?

— Родители и я.

Он долго и внимательно смотрел на нее, прежде чем перевернуть страницу альбома.

— Ты сказала, родители. Посмотри на эти фотографии. Везде только ты с Дэвидом: на пикнике, на качелях, с бумажным змеем. А это его первый велосипед?

— Да, здесь ему пять лет.

На фотографии маленький Дэвид стоял в пижаме и вытаскивал новый блестящий велосипед из груды оберточной бумаги.

— Я хотела оставить дополнительные колеса, но он настоял, чтобы я сняла их. Думал научиться кататься без них.

Ло что-то подсчитывал в уме.

— Это было Рождество, которое я провел на Филиппинах. Я был с товарищами, и мы скучали по дому. Пошли в соседний городок и напились. И в то время, когда я искал место, где можно было купить дешевую водку, на другом конце света мой пятилетний сын учился кататься на велосипеде. Настойчивый парнишка.

— К тому же упрямый. И очень нетерпеливый. Он хочет, чтобы у него все получалось с первого раза, а если что-то не выходит, очень сердится. Дэвид научился кататься в тот же день.

— Да? Правда? — гордо улыбаясь, спросил Ло.

На одной фотографии Дэвид улыбался беззубым ртом, на другой — он в костюме, волосы расчесаны на пробор и с Библией в руках.

— В этот день он причащался, — продолжала рассказывать Марни.

— Он ходил в воскресную школу?

— До сих пор ходит. Дэвид — председатель студенческой группы в нашей церкви. — Она перевернула страницу. — Вот его первая школьная команда. Он играет во все игры, но хуже всего в бейсбол. Говорит, что для этого у него не хватает физической подготовки.

— Я тоже не люблю бейсбол.

— А это его школьные фотографии. Я не знала, что их будут фотографировать, — виновато произнесла она. — Готова была его убить за то, что он надо пеструю майку в тот день.

Одна фотография выпала из альбома. Ло поднял ее.

— Должно быть, это тоже причастие, но человек рядом с Дэвидом похож не на священника, а скорее на судью.

— Это и есть судья. В тот день.

— В тот день… что?

— Ничего. — Ей было трудно посмотреть ему прямо в глаза. — В тот день я стала опекуном Дэвида.

В наступившей тишине было слышно только их дыхание. Наконец Ло произнес:

— Ты говоришь об этом, как о своей победе.

— На это ушло несколько лет. Я пыталась получить опекунство сразу после смерти Шэрон.

— Но тебе было только восемнадцать! Ты сама воспитала моего сына. А твоя сестра-шлюха…

— Не смей, Ло.

— Я не такой хороший, как ты, Марни. Я понял, что она шлюха, с самого первого взгляда. И сделал то, что сделал бы любой молодой человек с хорошо развитой привлекательной девушкой, которая с легкостью отдается первому встречному. Она получила, что хотела. А ты платишь за то, что мы с ней натворили.

— Я ни за что не плачу, — запротестовала она. — Я полюбила Дэвида с того самого момента, как узнала, что у Шэрон будет ребенок.

— Твои родители слишком зациклились на своих несчастьях, поэтому предоставили тебе заботиться о Дэвиде.

— Все вышло само собой. Воспитание мальчика не было для меня тяжкой обязанностью. Мне хотелось заменить ему мать.

— И с самого рождения ты была ему вместо матери.

— В доме было очень неспокойно, родители постоянно ссорились с Шэрон.

— А кто вставал к нему ночью?

— Я.

— Ты меняла пеленки, давала ему бутылочку?

— Да.

— Ты же сама была еще ребенком.

— Он не понимал этого, — улыбнулась она сквозь слезы. — Не понимал, что он маленький, а я не знала, как стать настоящей матерью для него. Мы учились понимать друг друга.

— Ты кормила его с ложки отвратительным детским питанием.

— И он выплевывал, если ему не нравилось.

— Ты перевязывала ему разбитые коленки.

— Чаще не коленки, а локти.

— А как же твоя школа?

— Я ходила в школу и даже окончила колледж, только позднее, чем другие.

— Потому что не могла ходить на все занятия из-за того, что не хотела надолго оставлять Дэвида со своей мамой, — догадался он.