Читать книгу "Тит. Божественный тиран - Макс Галло"

— Он был нашим мальчиком, нашим ребенком! Он жил, как мог, так, как жили все вокруг. Он знал, что, если не убьет сам, то убьют его. Он защищался. Это наш ребенок, — повторяли они.

Я промолчал. К чему было напоминать им о распятых христианах, горевшие тела которых как факелы освещали сады, где Нерон устраивал праздники, — они все равно не стали бы слушать. Да и кто стал бы меня слушать здесь, перед этой гробницей, на этом холме, где начала собираться растроганная толпа, которая склонялась перед костром и осыпала урну тирана цветами?

Я различал отдельные слова, улавливал целые фразы. Люди говорили, что император любил бедняков. Он раздавал им хлеб и вино. Каждый день устраивал игры. Подходил к самым обездоленным и говорил с ними. Заходил в таверны, пел для них. Он хотел, чтобы народ любил его. Его убили богачи, ростовщики, те, кто воровал доход от налогов. Они обогащались, поднимая в неурожайные годы цены на хлеб.

— Вернись, Нерон, к тем, кто с тобой! — сказал кто-то.

Ему ответили:

— Нерон жив!

— Убили не его!

— Он сбежал!

— Он вернется из Азии с легионами великанов.

— Он был ранен, но его раны перевязали.

Толпа внезапно расступилась, и я увидел Нимфидия Сабина, окруженного преторианцами и горбившегося больше, чем обычно. Не поднимая глаз, он решительно подошел к урне и остановился перед фигурой в длинном черном покрывале. Он взял ее за руку и развернул к себе. Это оказался Спор. По его накрашенному лицу текли слезы, оставляя на щеках черные следы. Спор-кастрат был как две капли воды похож на Поппею, «воскресшую» супругу Нерона.

Сабин увлек его за собой, преторианцы расчищали им путь в толпе, которая повторяла: «Это Поппея, Поппея, супруга Нерона…» Кто-то, должно быть, один из сторонников Сабина, воскликнул:

— Да здравствует новый Нерон, да здравствует Сабин-Нерон и его супруга Поппея!

Я закрыл глаза.

Чудовища всегда восстают из пепла.

14

Не я один опасался прихода нового чудовища.

На Форуме какой-то человек, забравшись на столб, пронзительным голосом кричал, что из Рима приближается свинья с когтями ястреба. Она терзает человеческие тела и скоро разорвет империю на куски.

— Слушайте, слушайте, земля гудит! Она дрожит от гнева!

И я почувствовал, как земля задрожала под моими ногами.

Во многих кварталах обрушились дома. В храм Цезаря ударила молния. Роща, посаженная в честь династии, произошедшей от Цезаря и Августа, погибла. Все деревья были мертвы. Нерон был последним императором из этого рода, и разбитые статуи Августов валялись вокруг на земле.

Кто станет новым императором?

Гальба, который покинул Испанию, но не торопится прибыть в Рим? Семидесятитрехлетний Гальба был безобразен, и о Нероне уже вспоминали как о безвременно скончавшемся молодом императоре. Правильно ли это, чтобы после императора-Аполлона Римом правил маленький лысый человек с расплывшимся телом, с огромным мясистым наростом на правом боку, который с трудом удерживала повязка? Седой, больной подагрой император, с настолько кривыми руками и ногами, что он не мог даже подолгу держать книгу или носить обувь? Скряга, который никогда не платил того, что его вольноотпущенники и Сабин обещали преторианцам? Развратник, но не обладающий дерзостью Нерона, осмелившегося взять в жены Спора или Пифагора?

Гальба желал, чтобы его считали почитателем традиций и отказался быть женщиной, но выбирал себе в спутники сильных и зрелых мужчин. Первым среди них был Икел, которому он даровал свободу. То же самое произошло и с двумя другими вольноотпущенниками, которые делили с ним ложе. Тит Виний и Корнелий Лакон были хищниками куда более свирепыми, чем Тигеллин. Это они защитили бывшего доносчика и префекта претории Нерона в обмен на несколько сундуков с золотыми монетами.

В самых бедных кварталах Рима уже жалели о смерти Нерона. Через несколько дней некоторые статуи умершего императора были возвращены на свои постаменты, около них стали устраивать жертвоприношения.

Невдалеке от сборища бедняков, которые твердили, что Нерон жив, что он вернется, я увидел мужчин с остановившимся взглядом и женщин, головы которых были покрыты голубыми покрывалами. Я узнал некоторых из тех, кто на Садовом холме утешали Акту, а потом удалились, словно боясь толпы.

— Ты последователь Христа, — обратился я к мужчине, одетому в белую тогу и стоявшему неподвижно.

Он изучал меня долгим взглядом.

— Меня зовут Тораний, — ответил он.

— Я видел тебя около Акты. Ты смотрел, как сжигали тело Нерона, как Акта собирала пепел. Что ты здесь делаешь? Ты жалеешь о его смерти? Разве ты забыл, что он казнил твоих братьев по вере?

Тораний положил руку мне на плечо и повел в полуразрушенный дом. Мы вошли в мрачную, темную комнату, где уже было несколько человек.

— Земля дрожит от гнева, — сказал он, и я узнал в нем мужчину, который, взобравшись на столб, громко возвещал о том, что земля разгневана.

— Настает конец света, — сказал он. — Чудовище мертво, Антихрист наказан Богом, но появляются новые хищники. Война повсюду: в Галлии, Иудее и Галилее. Людей распинают, режут и отдают на съедение животным.

Его голос дрожал:

— Послушай, что говорит наш Бог, Христос: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это — начало болезней».[9]

Он возвысил голос, и в мрачной комнате мужчины и женщины, последовавшие за ним, повторили:

— Это будет началом болезней. Помолимся Христу, который наказал чудовище, помолимся за воскрешение тех, кого убило чудовище, и за тех, кто умрет, если к нам придут новые испытания, новая свинья с когтями ястреба. Помолимся, чтобы воскрешение даровало нам вечную жизнь и вечный мир. Помолимся Христу.

— Мараната! Мараната![10]— восклицали они.

Я покинул взволнованных христиан, несмотря на мое присутствие повторявших: «Мараната! Мараната!»

Но пришел не Господь, а император Гальба, падение которого уже было предрешено.

Каждый день Сабин отправлялся в казарму преторианцев. Только я, говорил Сабин, держу обещания — каждому солдату, который отдаст свой голос в пользу Гальбы, я дам семь с половиной тысяч драхм.

Его слушали, но без почтения. Он был всего лишь сыном гладиатора, вольноотпущенником на службе у Нерона и одним из самых коварных доносчиков.

Я слышал, как центурион обращался к преторианцам: