Читать книгу "Азовское сидение - Андрей Венков"

План втянуть донцов в эту войну был обречен изначально.

Войско Донское Москвы не боялось (это даже турки видели), прикрывалось ею как дырявой крышей. Перед турками и даже перед татарами московские дипломаты выставляли донцов разбойниками, заслуживающими смертной казни. Вот такое «крышевание». Из Москвы казакам можно было получить свинец и порох, а по окраинным городам Московского государства — беспошлинно торговать. Это действительно имело вес. Ради этого можно было и поюродствовать — попеть, поплакать от умиления и из ружей пострелять. А вот денежное московское жалование было смехотворно, с трудом набиралось по 25 копеек в год на человека. И теперь Москва хотела послать донцов на запорожцев…

Если разобраться, то Войско Запорожское имело на донцов больше влияния, чем вся Россия. Казачье сообщество на Украине численностью в 4–5 раз превосходило Донское Войско и было достаточно сплочено и боеспособно, чтобы потрясать морскую мощь Оттоманской империи и открыто противостоять ослабленной «рокошами» Польше. В союзе с многочисленными запорожцами донцы могли добыть на море бесконечно больше, чем получить от России (или той же Турции). А в случае открытого противостояния запорожцы имели достаточно сил, чтобы сбить донцов с низовий Дона.

Естественно, донцы держались за союз с Запорожьем и почитали запорожцев за старших братьев. Отказ от возмездия за смерть лучшего донского атамана, убитого запорожцами в 1625 году, уже говорит о многом.

И в 1630 году, когда турки стали собирать войска для удара по Польше и непосредственно по днепровским казакам, запорожцы отреагировали немедленно. Еще 16 марта на Дон явились 500 человек черкас и стали подбивать донцов идти на море за добычей. Епиха Радилов велел атаманам и казакам собираться, и собралось желающих 1000 человек. 5 апреля, видимо, как только донцы встретили из Азова и отправили в Москву турецкого посла Кантакузина, полторы тысячи гулебщиков на 28 стругах вышли в море. Таким образом, запорожцы сразу же противопоставили донцов своим врагам и возможным союзникам Москвы — туркам.

27 августа, когда донские гулебщики были еще в море, в низовые донские городки прибыли из Москвы русские и турецкие послы. 28 августа собрался круг.

Царская грамота, как писал Василий Сухоруков, была принята казаками «с благоговением». Выслушав ее содержание, то есть — отлучение бедолаг-донцов от православной церкви и наложение на них государевой грозной опалы, последние «велели петь благодарственный молебен и звонить в колокола за здравие государя и патриарха, в знак всеподданнической покорности».

Что касается похода на Польшу вместе с турками, то казаки ответили: «Исстари при прежних государях не бывало, чтобы нас, казаков, на службу в чужие земли одних без государевых воевод посылали; кроме московского государя, чужим государям мы, атаманы и казаки, никогда не служивали; а турским людям никто так не грубен, как мы, донские казаки, и у нас с турскими людьми какому быть соединению? Мы им сами грубнее литовских людей. Если государи укажут нам идти на польского короля без турецких пашей с своими государевыми воеводами, то мы на государскую службу идти все готовы»[11].

На упреки посла, зачем казаки ходят в море, донцы нагло ответили: «На море ходят черкасы запорожские, а мы, донские казаки, на море не ходим, пишут на нас, затевая, азовцы по недружбе, а хотя бы мы и ходили на море, то нам прокормиться другим нечем, государского жалованья нам не присылывано давно и теперь не прислано».

Далее начинается самое странное. С. М. Соловьев, основываясь на отписках послов, дает следующую картину: «В провожатых у послов был воевода Иван Карамышев; из Москвы и из Валуек на Дон пришли вести, что этот Карамышев сам напросился на Дон казаков побивать и вешать; по этим вестям казаки бросились с пищалями и рогатинами к воеводе, прибили его до крови, выволокли из струга и повели к себе в круг. Послы вступились в дело, говорили казакам, чтоб они не убивали воеводу, не верили затейным речам, а писали бы об этом в Москву к государям. Казаки отвечали бранью и угрозами. „Нам дело не до вас, — кричали они послам, — ступайте к себе в стан, пока и над вами того же не сделаем“. Карамышева втащили в круг, били саблями, кололи рогатинами, поволокли за ноги к Дону и бросили живого в реку, но послов отпустили спокойно в Азов»[12].

Василий Сухоруков писал, что Карамышев, «может быть, исполняя волю цареву, вероятно, убеждал казаков не противиться велениям монарха», а затем «стал угрожать им казнию, говоря, что он будет их вешать, сажать в воду и бить кнутьями, а имущество и жилища их жечь». Публикаторы текста Сухорукова (Королев В. Н. и Коршиков Н. С.) считают, что сам Карамышев читал казакам и опальную грамоту.

Согласно Сухорукову, казаки якобы стали требовать у Карамышева царскую грамоту или наказ, дающий ему такие полномочия, «но Карамышев в том отказал и отозвался неимением. Меж тем казаки разведали, что он имел сношения с крымцами и ногайцами будто бы для того, дабы с помощью сих непримиримых их врагов показать на опыте то, чем прежде угрожал им (обстоятельство едва ли справедливое)».

Свою версию Сухоруков берет из «объяснительной», которую донцы немного позже послали в Москву.

Н. А. Смирнов считал, что это агенты Фомы Кантакузина «спровоцировали убийство воеводы Карамышева, посланного с 50 стрельцами на Дон сопровождать турецкое посольство»[13], чтобы тем самым поссорить Москву с донскими казаками.

Масла в огонь подливает то, что впоследствии, через несколько лет, русские послы в Турции, обвиняя донских казаков в самовольстве, говорили, что царь действительно посылал воеводу Карамышева наказать казаков за их походы на море[14].

Попробуем разобраться с помощью обычной логики.

Царское правительство, посылая Карамышева карать донцов за своеволие, дало бы ему войско побольше, чем 50 стрельцов. Сам Карамышев, обычный начальник почетного конвоя при послах, вряд ли был самоубийцей, чтобы грозить виселицами и утоплением на круге всему Войску Донскому. Естественно, мы имеем дело с провокацией.

Вести из Москвы и Валуек, что Карамышев сам напросился карать казаков, и вести, что он имел сношения с крымцами и ногайцами (в чем усомнился Сухоруков), явно провокационные. На сношения с крымцами и ногайцами у Карамышева, если бы он и имел какие-то полномочия, просто не было времени. Суть провокационных вестей одна — Москва послала карателя, который будет уничтожать донцов с помощью крымцев и ногайцев. Угроза с трех сторон — от Москвы, от Крыма и от ногайцев, а с турками донцы и так воюют. Одна сила не названа, на одного союзника можно надеяться — на Войско Запорожское…

18 сентября донцы замирились с азовцами и 22 сентября переправили в Азов царское посольство вместе с Кантакузиным.