Читать книгу "Бегом с ножницами - Огюстен Берроуз"

Я снова постучал в стекло. Мама наконец моргнула, повернулась и заметила меня. Медленно опустила стекло и высунула голову.

— Ты готов ехать в Амхерст? Вещи собраны? — ровным, бесцветным голосом спросила она.

Я обернулся, чтобы посмотреть на дом, и заметил, что не закрыл дверь — оставил ее открытой настежь. Потом сообразил, что это не важно — кто-нибудь все равно рано или поздно закроет. И обувь у меня в Амхерсте была. Поэтому я обошел машину спереди и забрался на правое сиденье.

— Где ты была? Что ты делала? Что случилось? — Все эти вопросы я выпалил, пока мама отъезжала от дома и разворачивалась в сторону Амхерста.

Она ни слова не сказала в ответ. Просто смотрела прямо перед собой, хотя и не на саму дорогу, и даже ни разу не взглянула в зеркало заднего вида. Не закурила ни одной сигареты.

Мама вернулась за мной, как обещала. Но только где она была?

Просто добавь воды

В тот год я проводил с семьей Финчей все больше и больше времени. Я сам ощущал, что меняюсь кардинально и стремительно. Я был, как сухая шипучка, они — как вода.

Безупречные брюки ушли в прошлое. Их сменили старые джинсы Вики, которые Натали вытащила из кучи одежды возле сушилки.

— Они будут прекрасно на тебе смотреться.

Когда я выразил мнение, что носить драные в паху «Ливайсы» не очень удобно, она лишь отмахнулась:

— Ой, брось. Это всего лишь небольшая вентиляция.

Я оставил попытки укладывать волосы безупречной блестящей волной, а вместо этого позволял им вести себя, как они хотели — беспорядочно завиваться непослушными кольцами.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — похвалила Натали. — Очень похож на барабанщика из «Блонди».

Сам я чувствовал, что за несколько месяцев повзрослел на несколько лет. Мне это очень нравилось. А в доме было так привольно и свободно жить, все казались такими простыми и дружелюбными. Никто не обращался со мной, словно с маленьким ребенком.

И все равно я боялся, как Финчи воспримут мой глубоко запрятанный, темный секрет. Меня моя гомосексуальная ориентация не смущала — я знал про нее всю жизнь. Я мало общался с другими детьми и не был запрограммирован на то, что это плохо. Анита Брайант говорила по телевизору, что гомосексуалисты — люди больные и порочные. Сам я считал ее вульгарной и безвкусной, а потому нисколько не уважал. Другое дело Финчи — они были католиками, а католики всегда казались мне очень строгими и непримиримыми. Я боялся, как бы они не отвернулись от меня, узнав, что я голубой.

— Подумаешь, важность, — бросила Хоуп, когда я открыл ей свои сомнения.

Мы с ней гуляли ночью по окрестностям, и мне потребовалось двадцать минут» чтобы высказаться.

— Я это уже и сама поняла. — Она искоса, хитро улыбаясь, посмотрела на меня.

— Правда? — удивленно и испуганно воскликнул я.

Что, от меня пахнет как-нибудь по-особенному, как от гомика? Или, может, моя неестественная страсть к чистоте ей это подсказала? Одно дело — быть геем, но совсем другое дело — выглядеть голубым.

Мой сводный брат Нейл тоже гей, — заметила она, остановившись, чтобы приласкать кошку.

Неужели? Среди Финчей тоже есть такие?

Да, Нейл Букмен. Когда-то он лечился у папы, а теперь он его приемный сын.

Сколько ему лет? — поинтересовался я. Столько же, сколько и мне ? На год больше ?

Тридцать три, — ответила Хоуп.

Многовато для усыновления.

А где он живет?

— Ну, — начала Хоуп, когда мы снова пошли вперед, — раньше он жил во дворе, в сарае. Потом разозлился, что папа не дает ему комнату в самом доме, и переехал в Истхэмптон; и вот уже несколько месяцев живет там, делит квартиру с какой-то разведенной женщиной. А комнату в сарае держит за собой, в качестве резервного жилья.

Да, мне не везло со временем. Я только что почти постоянно поселился у Финчей, и вдруг оказывается, что единственный имевшийся в наличии гей недавно переехал.

— Он часто бывает у нас. Если хочешь, я ему позвоню.

Вы подружитесь. Больше того, мне кажется, вы друг другу понравитесь.

Я еще ни разу не видел живьем настоящего гея — только по телевизору, в шоу Фила Донахью. Я задумался, как может пройти встреча с таким человеком, но без светящейся над головой надписи «открытый гомосексуалист».

Через неделю Хоуп позвонила мне в Амхерст и сказала, что Букмен появится после обеда. Через полчаса я уже ехал к Финчам на автобусе.

Агнес сидела на диване перед телевизором и что-то ела из пачки с надписью «Пурина — корм для собак». Увидев меня и перехватив мой взгляд, рассмеялась:

На самом деле это не так плохо, как кажется. Хочешь попробовать?

Да нет, спасибо, — вежливо ответил я.

Сам не знаешь, что теряешь, — заметила она и от правила в рот еще один коричневый шарик.

Она права. Эта штука действительно вкусная, — произнес за моей спиной низкий голос.

Я обернулся и увидел высокого, худого человека с коротко остриженными черными волосами и черными усами. Карие глаза смотрели дружелюбно.

Ну, привет, Огюстен. Помнишь меня? Букмен. Да, когда я тебя последний раз видел, ты был вот таким... —

Он опустил руку до пояса.

Привет, — поздоровался я, стараясь не выглядеть наэлектризованным. — Наверное, помню. Немножко.

Мне кажется, когда я был маленьким, вы иногда приходили к нам домой.

Да, правда. Я приходил к твоей маме.

Итак, — неопределенно произнес я, небрежно засовывая руки в карманы и пытаясь выглядеть раскованным и беззаботным,

Итак, Хоуп сказала, что ты хочешь со мной познакомиться. Я польщен. Чувствую себя невероятно знаменитым. — Он улыбнулся.

Да-да. Знаете, теперь, когда я часто живу здесь, мне хочется знать всех.

Его глаза блеснули, а теплая улыбка моментально поблекла.

— Так ты здесь живешь? И у тебя есть своя комната?

Я вспомнил о сарае, о том, как доктор заставлял его жить не в комнате, а где-то на задворках, и поэтому пошел на попятную.

— Да нет, не совсем так. Я хочу сказать, что часто здесь бываю. Ни комнаты, ни чего-то подобного у меня нет.

Казалось, у него камень с сердца упал.

— О! — произнес он. — Понятно!

В коридоре появилась Хоуп и обняла Букмева.

Эй, старший брат, — проговорила она, — я вижу, что вы уже нашли друг друга.

Конечно, — ответил тот. — Не так крепко, Хоуп.

Боже, я все-таки не собака!

Ах, бедный малыш, — насмешливо пропела Хоуп, убирая руку. — Я и забыла, какой ты нежный и хрупкий.