Читать книгу "Лесовик - Кингсли Эмис"

– Люси, похоже, тебе известно кое-что о подобных явлениях. Ты специально изучала все это?

– Нет, зачем же специально, – сказала она, упрекая меня за подобную мысль (она ведь прошла университетский курс не по привидениям!). – Но я интересовалась этим вопросом. Я писала научную работу об анализе утверждений, не поддающихся проверке, и меня поразило, что когда человек говорит, будто он видел привидение, это выделяется в особый класс утверждений, которые никак не проверить. Я читала кое-какие сообщения, записанные со слов очевидцев. И как я заметила, существуют очень любопытные совпадения. Например, такой момент: перед появлением призрака понижается температура или наблюдателю кажется, что она понижается. Утверждалось, что термометры фиксируют это, хотя мне не верится. Может, это чисто субъективное ощущение, когда человек погружается в то психологическое состояние, в котором он только и способен увидеть привидение. Тебе не стало холодно перед тем, как ты увидел ту женщину?

– Нет. Жарко было. Я хочу сказать, что не почувствовал никаких изменений.

– Значит, нет. Мое личное мнение: с привидениями это никак не связано. По крайней мере до настоящего момента. Но скажи мне… Морис, – произнесла Люси, лишь маленьким намеком давая понять, чего ей стоило назвать меня по имени… – Ты сам как считаешь, ты-то веришь в привидения?

– Даже не знаю, ей-богу. – Если бы вчерашние и сегодняшние события не заставили меня по-иному взглянуть на вещи, я бы не задумываясь ответил «нет». Я не совсем уж такой идиот, я бы просто не стал покупать «Лесовик», если б узнал, что ходят разные слухи и есть живые свидетели, видевшие здесь привидений. – Конечно, если появятся какие-то дополнительные факты…

– Любые факты, так бы я поставила вопрос. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что тебе только померещилось, будто ты увидел привидение.

На этом была поставлена точка, все поднялись из-за стола. Джойс ушла проверять постельное белье. Я сказал, что прилягу вздремнуть ненадолго, а потом съезжу за фруктами и овощами на соседние фермы. Ник сказал, что в таком случае он, если я не возражаю, позвонит Джону Дуринксу-Уильямсу, специалисту по романской филологии, своему научному руководителю в колледже Святого Матфея, и постарается организовать поездку в Кембридж; они с Люси выпьют там по чашечке кофе с Джоном и будут обратно к шести часам. Я согласился, что это просто великолепная мысль, и на этом мы расстались.

Было без десяти три. Я принял душ, надел чистое белье и приготовился к свиданию с Дианой. Какое-то необъяснимое чутье подсказывало мне, что она обязательно придет. Я тщательно расчесал волосы, затем мне показалось, что они стали уж слишком напоминать ярко-рыжий парик, и изменил прическу, стараясь придать шевелюре одновременно небрежный и ухоженный вид. Когда я был наконец удовлетворен, уже не оставалось времени вздремнуть. Не берусь утверждать, что мне вообще удалось бы заснуть, – нервы давали о себе знать. В такие моменты я бываю совершенно выбит из колеи, но сейчас напряжение отчасти спало благодаря любовному томлению. Я взглянул на себя в зеркало. В целом лицо в порядке: чуть бледноватое, глаза слегка покраснели, и эта складка между подбородком и нижней губой – признак старости – она заметна, хотя и не более, чем всегда, и не вызывает физического отвращения. Единственное, что мне не нравилось, – складка, постоянно и неизменно присутствуя на подбородке, выдает другим мой нрав и скрытые тревоги; это вечная причина нежелательных и неизбежных расспросов. Точно следуя своему графику, сердце в очередной раз сбилось с ритма, и, послушно следуя его примеру, боль в спине напомнила о себе, когда я уже начал забывать про нее. Я немедленно нанес ответный удар, изобразив, глядя в зеркало, маниакальное наслаждение на лице, и твердым шагом покинул комнату. Я уже далеко не молодой повеса, чтобы отказываться от удовольствий, даже если знаешь об опасности, что они не принесут радости. Что будет, то будет.

Боль отступила. Я вывел из гаража свой грузовичок-полутонку и доехал до центра деревни. Двигатель у меня не такой уж мощный, чтобы заглушить ужасный рев и грохот нескольких землеройных машин, сравнивающих склоны холмов позади садов и огородов. Возможно, где-то в начале 1984 года, если строители будут продвигаться такими же темпами, там вырастет жилой массив, хотя лично я не представлял себе, каким идиотом надо быть, чтобы согласиться жить в том массиве.

Деревня выглядела так, будто последний житель покинул ее несколько месяцев назад. Почтовый фургон, покрытый дорожной пылью, стоял напротив магазина на развилке; его водитель, более чем вероятно, нежился в объятиях начальницы местной почты, пожилой дамы, никогда не бывшей замужем, про которую говорили, что она со странностями, и у которой, доподлинно известно, было два ребенка, рожденных вне брака, а также родная мать, прикованная болезнью к постели. Обитатели других домов (если они действительно не вымерли) предавались раздумьям об урожае пшеницы, вяло размышляли о послеобеденной дойке коров, возлагали надежды на хорошую погоду в субботний день, когда состоится крикетный матч против Сандона, опускали пакетики с чаем в заварной чайник, играли с детьми, спали. Сельская жизнь останется для тебя загадкой, пока ты не осознаешь, что она почти всегда, в какой бы уголок мира ты ни заглянул, состоит из ожидания коротких, но жестоких приступов скуки, от которых необходимо потом каким-то образом лечиться. Скука – неизбежный спутник крестьянского труда или, точнее, его следствие – возникает из неспособности этого труда дать тебе хоть какое-то ощущение продвижения вперед, поскольку иногда бывает, что вся жизнь человека уходит на мытье посуды на заднем дворе. Мне всегда казалось, что где-то после 1400 года все поголовно должны были бы отказаться от проживания в деревне.

Дом Мейбери – строение с солидным фасадом из настоящего камня, в котором когда-то мог размещаться пансион для дам, ставших на путь служения Господу, или кустарный цех по засолке огурцов, – находился в дальнем конце деревни. Я миновал его и поехал по выщербленному асфальту, окаймленному по сторонам рядами кустарника, свернул на проселочную дорогу и остановился на песчанистом, лишенном растительности участке, где проселок зажат с двух сторон засеянными полями; на этом месте я уже дважды встречался с Дианой и в обоих случаях без «ощутимых» результатов. Часы показывали тридцать две минуты четвертого.

За посевами на дальнем краю поля, ссутулившись в кабине трактора, фермер медленно волочил по огромному пространству голой земли какое-то сельхозприспособление. С того места, где я находился, эта деятельность как будто не вносила никаких изменений в окружающий мир, если не считать многочисленных борозд, оставляемых в почве. Вероятно, парень подбадривал себя мыслью, что на следующей неделе ему предстоит добиться каких-то более весомых результатов в области пахотных работ.

Его агрегат был единственным источником звуков, если не считать пения дрозда, для которого, по-видимому, не нашлось более полезного занятия. И только я с надеждой подумал, что мне, дай бог, не придется слишком долго предаваться разного рода философствованиям, как до моего слуха донесся третий звук. Я повернул голову и увидел Диану: она шла пешком, опаздывая всего на пять минут, – невообразимо рано, надо отметить, по ее дон-кихотским меркам; это показалось мне добрым знаком. На ней была темно-синяя рубашка и юбка из твида, она несла в руке сложенную газету. Газета в какой-то степени заинтриговала меня. Когда Диана поравнялась с грузовичком, я потянулся к дверце и открыл ее, но она не стала залезать в кабину.