Читать книгу "Быть единственной - Людмила Белякова"

Подъездов в сплошь застроенных частными домами Выселках не было, и Маша не знала, как ведут себя городские «порядочные девушки» в подъездах с парнями. И вообще, к чему было сказано про «весь мир», Маша не поняла. Ясно одно: тетка ее горестей близко к сердцу не принимает, Маше совершенно не сочувствует и дельного совета ей не даст.

– Манечке хочется, чтобы ее сынки на ней самой женились, – вступил в разговор теткин муж. – Причем оба одновременно. Как в фильме про Ивана Васильевича. – Он чего-то приколачивал в прихожей, а теперь появился, как черт из рукомойника, на пороге кухоньки, довольный и ерно ухмыляющийся. Поскольку ему никто не возразил, теткин муж продолжил, очень, по-видимому, довольный собой: – А ведь была такая интересная тенденция в древние века. Чтобы родовые владения не дробить. Хочешь возродить традицию, а, Мань? – Он озорно погрозил ей пальцем: знаем мы вас, мол. – Так и пойдете втроем под венец? Красота! Сынки по бокам, ты посередке и вся в белом… А?

Маша, исповедуясь тетке, надеялась, что он не слышит ее откровений. Ан нет, не только слышал, но и встрял с оскорбительными замечаниями, используя свое образование.

– Вы и скажете тоже! – фыркнула Маша. – Постыдились бы!

– Да, Саня, ты бы не очень, – поморщилась тетка. – Что за фантазии! У Маши серьезная проблема.

– А чего мне стыдиться-то? У нас-то проблем по этой части нет! Наша дочка при муже и детках, крепко. У нее все хорошо, и мы в ее жизнь не вмешиваемся. Прин-ци-пи-ально! – Он весело посмотрел на несчастную Машу поверх очков.

– Поэтому и хорошо, что отдельно от старших живут – и от ее, и от его, – согласилась с ним тетка.

– Я руки помою, а ты мне тоже чайку налей, ладно? – попросил теткин муж, исчезая.

Маша поняла, что он сейчас сядет к столу и будет измываться над ней дальше.

– Пойду я, – решила она, поднимаясь.

– Да чего, сиди, – пожала плечами тетка.

– Дел много, – важно проговорила Маша, давая понять, что у нее с двумя наличествующими детьми хлопот больше, чем у родственников, давно сбывших свой товар с рук.

– Ну ты как-то определись с ребятами-то со своими, – как бы между прочим посоветовала тетка, провожая ее в прихожей. – От природы же не уйдешь… С девушками они все равно встречаться будут, так что… Это их право. Но если ты и дальше… так будешь… себя вести… Я не представляю, что из этого получится. Просто рассоришься с ними. А от природы не уйдешь. Они же молодые. Будущее-то за ними.

«Молодые!.. Природа!» – горько повторяла Маша, бредя домой под въедливо-холодной моросью. – Как им объяснить, что лучше мамы все равно никого нет? И все, вместе взятые, эти девки-сыкухи никогда не будут любить их так сильно, как я? А когда они это поймут, меня уж и на свете не будет… Вот поплачут тогда, поплачут!»

Домой Маша притащилась уже в сумерках. Дом в глубине двора стоял неосвещенной, мрачной громадой – сыновья, видимо, еще не пришли с работы. Надо было приниматься за ужин. Вот она приготовит что-то получше, повкуснее – у них дурь-то из голов и повыходит! Эта мужская природа не только на девках построена – кормить мужика получше надо, тогда и не сбежит.

Маше эта мысль, пусть и не бог весть какая оригинальная, очень понравилась, и она с энтузиазмом взялась замешивать пирожки, что делалось в Выселках только по большим праздникам, в крайнем случае – по выходным. Но стоило, сейчас стоило… Маша, конечно, знала, что развела младшего с невестой… Но что делать! Она была еще не готова с ними расстаться, даже с одним.

«И вообще, Вовка что-то там про любовь балаболил… Если б эта наглячка Вадика по-настоящему любила, то на все бы пошла! Что угодно ради него стерпела – лишь бы замуж! – утешала себя Маша и вдруг пришла к спасительному решению: – А может, так и сказать – это я ее проверяла? Ага! Проверяла, любит она тебя или так – крутит-вертит… И вот проверила! Не любит – так все это и понимать надо!»

Вообще, болезненные семейные нарывы зрели в Выселках годами и десятилетиями – так уж было от веку заведено. Любовь как таковая в Выселках не слишком котировалась – баловство все это. Главное – быть замужем! Не слыть проституткой, а числиться в «честных давалках»! И поэтому годами жены терпели мужнины побои и свекровины подковырки в надежде, что или муж осознает и оценит стойкость, или, по крайности, свекруха помрет. Случалось, что на похоронах свекрови невестка рыдала в голос, и все знали отчего – чисто ополоумела от радости избавления. Но случались вовсе плохие истории – скверные даже для Выселок…

Не так давно один местный парень взял-таки себе кралю из города, образованную, умную. Из города почти что в деревню поехала… Любила – вот и поехала. А может, никто больше не брал ее, очкастую, тощую, – и такое говорили. Нет, свекровь-то к ней как раз неплохо отнеслась – только недовольна была, что та в огороде работает мало, устает с непривычки. Невзлюбил сноху свекор. И попрекал, и попрекал на каждом шагу, что домашним хозяйством не занимается, все за книжками сидит, в аспирантуре-де учится. Учился там, правда, и сын – но это же было совсем другое дело! Мало кто в Выселках, с их-то многоколенной алкогольной наследственностью, доучивался даже до техникума, а тут такое, поди ж ты!.. Свекор втихаря накручивал сына: брось да брось ее, гони, пока детей не нарожала! Не пара она тебе, найдем нормальную девчонку, чтоб только тобой занималась, а не книжками… Сын вяло огрызался, мать расстраивалась, девчонка звала мужа переехать в город, на съемную квартиру, чем озлобляла свекра еще больше. Словом, семейная идиллия цвела пышным цветом, не могла не дать и дала-таки соответствующие плоды.

Закончилась это тем, что, когда молодуха была уже сильно в положении, свекор, оставшись с ней как-то один в пустом доме, напустился на нее сначала с обычными упреками, а потом, распалившись, уже и с кулаками: всю жизнь ты нам испоганила, откуда только взялась! А затем, вконец разозленный ее нежеланием каяться, рыдать от стыда и просить прощения, принялся еще и насиловать, хоть девчонка была почти на сносях. Вот, мол, сын у меня размазня – сейчас увидишь, что такое настоящий мужик!

Сноха, в чем была, держась за живот, выбежала из дому, поскользнувшись на февральской гололедице, упала наземь и тут же на морозе, посреди деревенской улицы принялась скоропостижно рожать. Встревоженные соседи вызвали скорую, а увидев ее в кровь разбитое лицо, позвонили еще и в милицию – согласно привычке, выработанной годами. И тут такое закрутилось, такое – врагу не пожелаешь!

Дед-насильник, чуток поостыв и скумекав, что ждут его за такие подвиги пара-тройка серьезных статей, решил по-быстрому наложить на себя руки. Из петли его вынул вовремя подоспевший сынок, уразумевший из бессвязных бормотаний, что его папа резко не хочет закончить свои дни у зонской параши и просит дать ему помереть. В конечном итоге свекровь, едва оклемавшись от сердечного приступа, слезно умолила невестку не подавать заявление на деда ее ребенка – раз все обошлось, так зачем же? Бывает – дело-то семейное… И теперь уже не первый год семейка жила под тем же кровом, в тягостном молчании, но в горячих взаимных чувствах – все люто ненавидели и презирали друг друга.