Читать книгу "Самый маленький на свете зоопарк - Томас Гунциг"

Итак:

— Когда Рохля проснулся утром, он понял: в его жизни кое-что коренным образом изменилось.

— Кое-что, к чему он шел последние несколько дней, свершившееся теперь окончательно.

— Кое-что, озарившее своей очевидностью серый брюссельский рассвет: он больше не был Рохлей.

Это свойство его личности исчезло, испарилось — пшшшш — бесследно и навсегда, освободив место новому человеку, которым он стал.

Теперь он был — Король. Центр вселенной, которая простиралась вокруг него концентрическими кругами. Он был альфой и омегой, правительством и учредительным собранием, он был избранным народом, вершителем судеб мира, людей и блядей.

Король встал в превосходном настроении и принял свой первый указ. Он объявляет чрезвычайное положение, закон военного времени, комендантский час. Бог в помощь его союзникам. Горе его врагам. Он поспешил в «Пьеро-Круасан», Хмурая Девушка раскладывала булочки, занималась своей убогой работенкой, и ему стало смешно, ха-ха-ха, король изволил смеяться. Рядом с ней за стойкой здоровенный детина лет двадцати, по виду студент-маркетолог, тщательно протирал соковыжималку. Утренний воздух был насыщен энергией, ему казалось, будто его мозг подключили к электрическому генератору в шесть тысяч вольт. Он подошел к девушке и сказал ей, что работенка у нее фиговая, и еще «ты дура дурой, но зад у тебя ничего, давай с тобой трахнемся». Король сам не понял, почему сказал так, он даже не узнал собственного голоса, но все равно был доволен. А Хмурая Девушка вдруг прекратила раскладывать булочки и нахмурилась сильнее. Король в жизни не видел, чтобы так жмурились. Студент-маркетолог поднял глаза от соковыжималки и смотрел на него удивленно. Хмурая Девушка сказала: «Убирайся, чтобы я тебя здесь больше не видела, сколько месяцев я тебя терплю, хватит, пошел вон». Король, не любивший, когда ему «тыкали», ответил: «Клиент — король, хочу — уйду, хочу — останусь». Студент-маркетолог вышел из-за стойки и двинулся на Короля, судя по телосложению, он ходил в спортзал каждый вечер после занятий, плечи квадратные, руки накачанные, он толкнул Короля в плечо, ладонь была жесткая, как доска для резки хлеба. Хмурая Девушка смотрела на эту сцену — и хоть бы что, Король возбудился донельзя, чего бы только он не дал, чтобы его оставили с ней наедине. Студент-маркетолог еще раз толкнул его, он хотел покрасоваться перед девушкой, это было заметно, как нос на лице. Король сказал: «Валяй, валяй, выдрючивайся» и ушел.

Король…

Дома он с остервенением вырвал из розеток вилки телевизора «флэтрон», DVD-плеера и компьютера, сложил все это в багажник «Фиата» и газанул к магазину подержанной техники. Продавец предложил ему за все четыреста евро. Король счел, что это грабеж. Продавец возразил, что без товарных чеков и гарантий это очень хорошая цена, и Король согласился. С деньгами в заднем кармане он вернулся в «Пьеро-Круасан». Там было полно народу, он на это и рассчитывал. Хмурая Девушка была занята и не сразу его заметила, студента-маркетолога не было видно. Он подошел к ней. И сказал себе, что он, Король, безумно влюблен. Сердце его билось «как бешеное» (dixit Король), как «скакун в галопе на ковре из цветов» (dixit Король), и он сказал, достав из кармана деньги: «Столько хватит для бляди, или ты хочешь больше?» Хмурая Девушка вздрогнула, посмотрела на него глазами, полными слез, и позвала «Фред, Фред. Он опять пришел». Откуда ни возьмись появился студент-маркетолог, кинулся на Короля и схватил его за грудки. Посетители за столиками смолкли. Все смотрели на них. Король швырнул деньги в лицо девушке со словами «вот, и не говори, что я тебе не заплатил». Студент вытолкал его на улицу и явно решал, не врезать ли напоследок, но только сказал: «Если еще сюда сунешься, я тебе башку проломлю, понял, башку проломлю». Король направился прямиком к своему «Фиату», на дворе стоял сентябрь, только что начались занятия в школах, мелкий холодный дождик пеленой висел над Брюсселем, тысячи людей пребывали в скверном настроении, и Король в том числе. Он доехал до Северного вокзала, припарковал машину у башни Мартини, было около двух пополудни, еще целых восемь часов ждать, пока блядешки с Востока хоть нос высунут на улицу. У Короля сосало под ложечкой, он со вчерашнего дня ничего не ел, в бумажнике было пусто, осталось всего тридцать центов. Банкомат сообщил ему: «извините, сальдо отрицательное». Еще извиняется, мать его, подумал Король. Что делать, когда хочется есть и нет денег, и семьи нет, и работы тоже, он не знал. Он пошел скоротать время в торговом центре «Сити-2». Зашел в «Квик», встал в очередь, заказал «гигант» с большой порцией жареной картошки и большой кока-колой, с собой, служащий положил все в бумажный пакет, «с вас семь евро пятьдесят». Король сказал с самым что ни на есть естественным видом: «добавьте еще чизбургер, только без соленого огурца», служащий отвернулся к кухне, а Король бросился бежать с пакетом в руках. Люди смотрели на него как на психа, кто-то что-то кричал вслед. Он рванул к выходу и выбежал на Новую улицу прямо к своей машине. Оглянулся назад — никто за ним не гнался. Он съел «гигант» и картошку, выпил кока-колу, потом вышел отлить на башню Мартини. Вернулся в машину, нашел валявшуюся под сиденьем кипу рекламных проспектов бытовой техники «Krefel›» и «VandenBorre›», почитал, дожидаясь ночи, вздремнул, ему снились кофейные автоматы, стиральные машины и скороварки, проснулся с привкусом смерти во рту и обнаружил, что температура упала, свет померк, а часы на приборном щитке показывают 21:40. Король улыбнулся, время было самое то.

Да здравствует Король…

Он поехал на туже темную улочку, где подобрал девушку в прошлый раз. Ее там не оказалось, но были две-три других, на вид совсем молоденькие и очень жалкие. Он затормозил, наклонившись, открыл дверцу со стороны пассажира девушке, которая первой подошла к нему. Она чирикнула «хелло». У нее был птичий голосок, щебет пугливой синички. Королю не хотелось разговаривать, ему хотелось одного — поскорее в лес Суань. Приемник забарахлил, поймать удалось только «Радио-1», дебаты о нидерландоязычных коммунах, стороны сцепились не на шутку, бланки, видите ли, должны составляться на двух языках, атмосфера была тягостная, и Король чувствовал, что день его коронации мог бы пройти и лучше. «Пи-и, пи-и, пи-и, пи-и, пи-и», — щебетала девушка. Она держалась поспокойнее, чем та, вчерашняя, но была явно под кайфом. Зрачки расширены до предела, и взгляд от этого казался странным, как у мертвой. Они приехали на ту же аллейку без машин и домов, и Король затормозил. Девушка начала раздеваться, но он хотел не этого. Чего-то другого он хотел, сам не знал, чего. Он вышел из машины, было темно, холодно, влажность воздуха, наверно, приближалась к восьмидесяти процентам, пахло землей и прелыми листьями. Девушка прощебетала «пи-и, пи-и, пи-и?» с вопросительной интонацией и тоже выбралась наружу, натягивая одежки. Королю хотелось заплакать, девушка прильнула к нему, но он ее оттолкнул. И закричал: «ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК ПАСКУДНО, НЕ МОГУ, ОБРЫДЛО, ОДНО ПАСКУДСТВО, ЗА ЧТО МНЕ ТАКОЕ?» Девушка отозвалась: «пи-и, пи-и, пи-и, пи-и, пи-и, пи-и». Он подошел, взял двумя руками ее шею, она была тоненькая, как запястье, под его пальцами быстро-быстро билась жилка. Ему хотелось стиснуть ее, он сам не знал почему. Лицо девушки стало красным, и он разжал руки. Она защебетала: «ПИ-И, ПИ-И, ПИ-И, ПИ-И, ПИ-И», сердито, но не убежала. Какая она чудесная, вдруг заметил Король, обдолбанная по маковку, но чудесная. И тут он заплакал, слезы были горячие, словно лились из бойлера, он плакал долго, стоя перед девушкой на обочине этой стылой дороги за чертой Брюсселя, судорожные рыдания сотрясали его грудную клетку, из носу текло. Девушка шагнула к нему и обняла, от нее пахло духами и табаком, она прижала его к себе, щебеча: «пи-и, пи-и, пи-и, пи-и, пи-и» очень ласково. Никто никогда не обнимал его так. Он спасет эту девушку, решил он, вытащит ее, и они будут жить вместе, и любить друг друга, как сумасшедшие, и поедут в Италию. Он сказал ей: «я люблю тебя, моя любимая». Никогда и никому он этого не говорил за всю свою жизнь, Хмурая Девушка была теперь лишь малюсеньким воспоминаньицем. А щебетунья ответила ему: «пи-и, пи-и, люблю, любовь, амур, Жискар д'Эстен, Франсуа Миттеран, вив ля Франс». Король наклонился к ней, ему хотелось поцеловать ее в губы. Он никогда никого не целовал в губы, даже лондонскую Фабьену, но щебетунья отвернула голову. Король сжал руками ее лицо и снова попытался поцеловать. Девушка вырывалась, крепко сжав губы, и Король почувствовал, как огромная красная волна захлестнула его мозг, он снова сжал птичью шейку, с ума сойти, до чего здорово было ее сжимать, он чувствовал что-то до чертиков приятное, вроде как вся скверна его жизни перетекала с него на девушку, даже голова закружилась. И тут, Бог весть как, девушка исхитрилась достать из кармана баллончик и — пшшшшш!