Читать книгу "Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк"

С такими мыслями, оседлав коня, выезжал вслед за Давидом за ворота. Вооружен я был аналогично. Мою рогатину забраковали как неподходящую для конного боя и заменили другим копьем, к седлу на специальный крюк повесили круглый татарский щит, с другой стороны — лук со стрелами. Не забыл Иллар и про кожаный наруч на левую руку, защищающий от удара тетивы, и про деревянное кольцо с прорезью, надевающееся на большой палец правой руки, которым тетиву натягивают. О том, что стрелять из лука мне давать нельзя ввиду непредсказуемости дальнейшего полета стрелы, решил не говорить: раз дают лук не спрашивая, значит, знают, что делают.

Возле церкви нас уже поджидал десяток всадников, навстречу подъезжал Степан.

— Степан с нами едет: Ахмет его невесту умыкнуть хотел. Ну, с Богом, казаки. — Атаман направил своего коня вдоль улицы, и наш десяток вслед за ним рысью выехал за село.

— Утро холодное, казаки, дорога дальняя, чтобы в сон не тянуло, давайте копьями позвеним. Богдан, тебе пары нет — возьмешь лук, что я тебе дал, сто раз тетиву до уха натянешь. Кольцо надеть не забудь, а то без пальца останешься. И тетиву упаси Бог тебя пустую отпускать: натянул — и обратно рукой ведешь, и так сто раз. До ста считать обучен?

Получив утвердительный ответ, Иллар с Давидом рванули вперед, а казаки с веселым уханьем растянулись вдоль дороги, разбившись по парам. Первый, едущий шагом или неспешной рысью, наклонял копье в сторону, через голову своего коня, второй, пришпорив коня, пытался на скаку ударить своим копьем по наконечнику или древку копья, преграждавшего дорогу. Попав копьем ли, тугим ли своим телом по чужому копью и вырвавшись вперед, второй номер становился первым, и наоборот. Наблюдая с завистью за их забавами, я отчаянно боролся с луком, который Иллар назвал детским и который якобы уже Георгий натянуть может. Начнем с того, что плавно он просто отказывался сгибаться. С трудом мне удавалось его натянуть на разрыв, резко выбрасывая левую руку с древком вперед, а правую с тетивой — назад. Растянув так лук на сравнимое с размером стрелы расстояние, пытался хоть на долю секунды зафиксировать руки в таком положении, но с неодолимой силой их сводило обратно, в исходную позицию. Нормально натянуть этот эспандер мне удалось раз пятнадцать. Еще пятнадцать раз мне удалось хоть немного согнуть лук, а затем, поскольку руки сгибаться отказывались, просто рассматривал его.

Лук был сработан по технологии, которую в литературе иногда называют «тунгусский лук». А состоял он из двух склеенных между собой полосок дерева разных сортов. Из чего тунгусы клеили, не знаю, а на Руси на внешнюю сторону, работающую на растяжение, брали яблоню или ясень, а на внутреннюю, работающую на сжатие, любое дерево твердой породы — дуб, березу, орешник. Как объяснял Аркадий, клеить дерево к дереву намного проще, чем сухожилие или костяную пластинку, требования к клею, условиям выдержки да и само время выдержки не идут ни в какое сравнение с изготовлением сложносоставного лука из дерева, рога и сухожилий. Зато и время службы отличается на порядок. При активном использовании простая деревяшка служит два-три месяца, двухслойный деревянный лук — два-три года, трехслойный композит из сухожилий, дерева и роговых пластин — двадцать-тридцать, а то и до ста лет не теряет своих боевых качеств. С ценой — естественно, не рыночной, а в смысле усилий, необходимых для изготовления, — дело обстоит иначе. Аркадий утверждал, что цена двухслойного лука практически не отличается от цены деревяшки, дополнительные усилия по склеиванию компенсируются тем, что более тонкие заготовки для двухслойного лука проще найти, выровнять и высушить. О цене сложносоставного лука лучше не вспоминать: только богатые воины могли позволить себе иметь такой лук. Поэтому, с точки зрения Аркадия, большинство простых воинов были вооружены именно первым видом лука. Изготовить его мог практически каждый, кто владел элементарными навыками работы с древесиной и умел сварить столярный клей среднего качества.

Размышляя о древнем оружии человека, давшем ему власть над дикой природой, и не прекращая попытки согнуть непокорную древесину, я удвоил свои усилия, заметив Иллара, который, придержав коня, стоял у обочины, осматривая свое войско и его боевые навыки. Все остальные казаки также усилили свое рвение, и копья весело звенели в осеннем поле. Дожидаясь меня, замыкавшего наш небольшой отряд, Иллар с улыбкой наблюдал за моей неравной борьбой с тугим деревом.

— А что, Богдан, тяжела казацкая наука — ишь, аж жилы из тебя лезут, как лук тянешь? Но не боись, казак, год один потянешь лук каждый день раз по сто, затем стрелы в руки возьмешь, а там, глядишь, до свадьбы и стрелять научишься. А пока передохни да побереги силы — кто знает, может так статься, что понадобятся они тебе сегодня, Богдан. — Атаман замолчал, оценивающе глядя на меня.

— Я готов к бою, батьку, моя была затея — мне и отвечать.

Иллар неопределенно хмыкнул, выслушав это пионерское «всегда готов!» в моем исполнении.

— Когда станешь атаманом, Богдан, тогда будут у тебя твои затеи, а пока ты под моей рукой ходишь, то и затеи все мои будут, и спрос за них не с тебя, а с меня.

— Да я хотел сказать, батьку…

— Я еще не все сказал, Богдан, а сказал ты и так чего хотел, никто тебя не силовал. А если у тебя язык вперед головы вырывается, так следующий раз нагаек десяток получишь — научишься за языком следить. Но не о том у нас разговор будет. Приедем мы сейчас к Непыйводе, казаков на круг кликнем — скажем, что знаем. Но никто, Богдан, своего казака за найденную в лесу стрелу к ответу не призовет. И будет твое слово, Богдан, против его слова. И надо мне, Богдан, чтобы ты Ахметку раззадорил, как вчера Оттара, чтобы он за саблю схватился или на словах тебя на бой вызвал. Но запомни крепко, Богдан: так должен разговор сложиться, что он тебя на бой вызовет, и не иначе. Я вчера смотрел — двумя руками на земле ты добре машешь; не знаю — сам научился, когда коровам хвосты на пастбище крутил, или дух святой твоими руками крутит. На земле, если Бог поможет, побьешь ты Ахмета, должен побить, на нашей стороне правда. Ты мой джура, я могу вместо тебя стать, Ахмета к ответу призвать. Но у меня сегодня другой бой будет. Верховодит у них казак Загуля: если мы его на голову не укоротим — считай, зазря ездили. Завтра в спину стрелой ударит — не увидишь, откуда прилетела. Он из потомственных казаков, всем рассказывает, что восемь поколений его предков казаковали, инородцев за людей не считает. Поганый казак: один раздор из-за него между мной и Непыйводой. Всегда мы вместе на татар ходили, и еще казаков брали, собирали ватагу тридцать — сорок сабель — вот тогда любо нехристей гонять. Прошлым летом не пошел со мной Непыйвода: заморочил его Загуля, решил, сам, один больше возьмет. Мы малую добычу взяли, зазря все лето пропало, он же совсем пустой вернулся, казака потерял, двух пораненными привез — еле выходили. Все к тому идет, что крикнут казаки на Новый год Загулю атаманом — тогда совсем дела не будет. Вместо добрых соседей волчью стаю под боком иметь будем… — Атаман замолк, задумавшись.

— Я все понял, батьку, Ахмет вызовет меня на бой: некуда ему будет деться.

— Ну-ну, хвалилась синица море спалить. Ахмет — казак осторожный, так просто, как Оттара, ты его не прошибешь. Добре все обмозгуй, Богдан, что говорить будешь, языком ты вертишь лучше, чем руками, все с первого раза у тебя получиться должно, второго раза может и не быть. И еще не забывай, Богдан, что ты, может, и зубастый, но щенок. Жаль, не было с утра времени с тобой палками помахать, но ты мне на слово поверь — выйди Оттар в круг с думкой про бой, а не с думкой, как надоедливую муху прихлопнуть, он бы с тобой левой рукой и с завязанными глазами справился. Так что носа не дери, а то будешь без носа и без головы. На Загулю не смотри, а на Товстого — даже не дыши, что бы они ни говорили. Ты говорить будешь только с Ахметом, со всеми другими я говорить стану.